Юдифь тем временем настолько оправилась от своего волнения, что снова могла сесть на табурет, и осмотр продолжался.
Предмет, извлеченный теперь наружу, был завернут в сукно. Когда сукно развернули, там оказался один из тех математических инструментов, которые в то время употреблялись моряками. На нем были медные детали и украшения.
Зверобой и Чингачгук воскликнули от изумления и восторга, увидя незнакомую им вещь, которая ярко искрилась и сверкала, так как за ней, очевидно, в свое время тщательно ухаживали.
— Такие штуки постоянно носят при себе землемеры, Юдифь, — сказал Зверобой, несколько раз повернув блестящую вещицу в руках, — я часто видел их инструменты. Надо сказать, что люди они довольно злые и бессердечные: приходя в лес, они всегда пролагают дорогу для опустошений и грабежа. Но ни у одного из них не было такой красивой игрушки. Это, однако, заставляет меня бояться, что Томас Хаттер явился в здешнюю пустыню с недобрыми намерениями. Не замечали ли вы в вашем отце жадности землемера, девушка?
— Он не землемер, Зверобой, и, конечно, не умеет пользоваться этим инструментом, хотя и хранит его у себя. Неужели вы думаете, что Томас Хаттер когда-нибудь носил этот костюм? Эта одежда ему так же не по росту, как этот инструмент превышает его познания.
— Пожалуй, так оно и есть, Змей. Старик неведомо какими путями унаследовал вещи, принадлежавшие кому-то другому. Говорят, что он был моряком, и, без сомнения, этот сундук и все, что заключается в нем… А это что такое? Это еще удивительнее, чем медь и черное дерево, из которого сделан инструмент!
Зверобой развязал маленький мешочек и стал оттуда вынимать одну за другой шахматные фигурки. Искусно выточенные из слоновой кости, они были больше обыкновенных. Каждая фигурка по форме соответствовала своему названию: на конях сидели всадники, туры помещались на спинах у слонов
[52]
, и даже у пешек были человеческие головы и бюсты. Игра была неполная, некоторые фигурки поломались, но и сломанные и уцелевшие заботливо хранились в мешочке. Даже Юдифь ахнула от изумления, увидев эти совсем новые для нее предметы, а удивленный и восхищенный Чингачгук совсем позабыл свою индейскую выдержку. Он поочередно брал в руки каждую фигурку и любовался ею, показывая девушке наиболее поражавшие его подробности. Особенно пришлись ему по вкусу слоны. Не переставая повторять «Хуг! Хуг!», он гладил их пальцем по хоботам, ушам и хвостам. Не пропустил он без внимания и пешек, вооруженных луками. Эта сцена длилась несколько минут, в течение которых Юдифь и индеец не помнили себя от восторга. Зверобой сидел молчаливый, задумчивый и даже мрачный, хотя глаза его следили за каждым движением молодой девушки и делавара. Ни одного восклицания удовольствия, ни одного слова одобрения не вырвалось из его уст. Наконец товарищи заметили его молчание, и тогда он заговорил, впервые после того как нашли шахматы.
— Юдифь, — спросил он серьезно и встревоженно, — беседовал ли когда-нибудь с вами ваш отец о религии?
Девушка густо покраснела. Однако Зверобой уже настолько заразил ее своей любовью к правде, что она, не колеблясь, отвечала ему совершенно искренне и просто:
— Мать говорила часто, отец — никогда. Мать учила нас молитвам и нашим обязанностям, но отец ни при ее жизни, ни после ее смерти ни разу не говорил с нами об этом.
— Так я и думал, так я и думал. Он не признает бога, такого бога, какого подобает чтить человеку. Эти вещицы — идолы.
Юдифь вздрогнула и на миг, кажется, серьезно обиделась. Затем, немного подумав, она наконец рассмеялась.
— И вы думаете, Зверобой, что эти костяные игрушки — боги моего отца? Я слыхала об идолах и знаю, что это такое.
— Это идолы! — убежденно повторил охотник. — Зачем бы ваш отец стал хранить их, если он им не поклоняется?
— Неужели он держал бы своих богов в мешке и запирал их в сундук? — возразила девушка. — Нет, нет, Зверобой, мой бедный отец повсюду таскает с собой своего бога, и этот бог — его собственная корысть. Фигурки действительно могут быть идолами, я сама так думаю, судя по тому, что я слышала и читала об идолопоклонстве. Но они попали сюда из какой-нибудь далекой страны и достались в руки Томасу Хаттеру, когда он был моряком.
— Я очень рад, право, я очень рад слышать это, Юдифь, так как вряд ли мог бы заставить себя помогать белому язычнику. У старика кожа такого же цвета, что и у меня, и я готов помогать ему, но мне не хотелось бы иметь дело с человеком, который отрекся от своей веры… Это животное, как видно, очень нравится тебе, Змей, хотя оно всего-навсего идол…
— Это слон, — перебила его Юдифь. — Я часто видела в крепости картинки, изображавшие этих животных, а у матери была книжка, в которой рассказывалось о таких созданиях. Отец сжег ее вместе с другими книгами, потому что, по его словам, матушка слишком любила читать. Это случилось незадолго до того, как мать умерла, и я иногда думаю, что эта потеря ускорила ее кончину.
— Ну, слон или не слон, во всяком случае, это идол, — возразил охотник, — и не подобает христианину держать его у себя.
— Хорошо для ирокеза, — сказал Чингачгук, неохотно отдавая одного из слонов, которого его друг хотел положить обратно в мешочек. — За этого зверя можно купить целое племя, можно купить даже делаваров.
— Пожалуй, ты прав. Это понятно всякому, кто знает натуру индейцев, — ответил Зверобой. — Но человек, сбывающий фальшивую монету, поступает так же плохо, как тот, кто ее делает. Знаешь ли ты хоть одного честного индейца, который не погнушался бы продать шкуру енота, уверяя, что это настоящая куница, или выдать норку за бобра? Я знаю, что несколько штук этих идолов, быть может, даже один только слон, дадут нам возможность выкупить Томаса Хаттера на волю. Но совесть не позволяет пускать по рукам такие худые деньги. Я думаю, ни одно индейское племя не предается настоящему идолопоклонству, но некоторые из них так близки к этому, что белые люди обязаны как можно тщательнее оберегать их от искушения.
— Но, Зверобой, быть может, эти костяные фигурки совсем не идолы! — воскликнула Юдифь. — Теперь я вспоминаю, что видела у офицеров в гарнизоне игру в гусей и лисицу, немного похожую на эту… А вот еще что-то твердое, завернутое в сукно и, вероятно, имеющее отношение к вашим идолам.
Зверобой взял пакет из рук девушки и, развернув его, достал большую шахматную доску с квадратами из слоновой кости и черного дерева.
Подробно обсудив все, охотник, хотя и с некоторым колебанием, присоединился наконец к мнению Юдифи и признал, что мнимые идолы, быть может, просто изящно выточенные фигурки какой-то неизвестной игры.
Юдифь оказалась настолько тактичной, что не стала злоупотреблять своей победой и больше ни одним словом не намекнула на смешную ошибку своего друга.
