— Непоседа, — сказал мягкий и нежный голос, — грешно сердиться, бог этого не простит. Ирокезы хорошо обращались с вами и не сняли вашего скальпа, хотя вы с отцом сами хотели их оскальпировать.
Давно известно, какое умиротворяющее действие оказывает кротость на бурные порывы страсти. К тому же Гетти своей недавней самоотверженностью и решительностью внушила к себе уважение, которым прежде не пользовалась. Возможно, что ее влиянию способствовало и заведомое слабоумие, так как оно исключало какое-либо сомнение в чистоте ее намерений. Впрочем, каковы бы ни были в данном случае причины, результаты ее вмешательства не замедлили сказаться. Вместо того чтобы схватить за горло своего недавнего спутника, Непоседа повернулся к девушке и излил ей свое огорчение.
— Обидно, Гетти, — воскликнул он, — сидеть в кутузке или попусту гоняться за бобрами и нигде не находить их, но еще обиднее поймать какую-нибудь зверюгу в поставленный тобой капкан и затем видеть, как она выбирается оттуда! Если считать на деньги, то шесть первосортных шкур уплыли от нас на бревнах, тогда как, чтобы догнать их, достаточно двадцати хороших ударов веслом. Я говорю: если считать на деньги, потому что мальчишка сам по себе не стоит и одной шкуры… Ты подвел товарища, Зверобой, позволив такой добыче ускользнуть из моих пальцев, да и из твоих тоже.
Зверобой ответил ему спокойно, но так решительно, как позволяют человеку только врожденное бесстрашие и сознание собственной правоты:
— Я совершил бы большую несправедливость, Непоседа, если бы поступил иначе, и ни ты и никто другой не имеет права требовать этого от меня. Парень явился сюда по законному делу, и последний краснокожий, который бродит по лесу, счел бы для себя позором не уважить звание посла. Но он уже далеко, мастер Марч, и не стоит спорить, словно две бабы, о том, чего уже нельзя изменить.
Сказав это, Зверобой отвернулся, как человек, решивший не тратить слов по-пустому, а Хаттер потянул Непоседу за рукав и увел его в ковчег. Там они долго сидели и совещались. Тем временем индеец и его друг тоже о чем-то таинственно беседовали.
До появления условленной звезды оставалось еще часа три или четыре, но Чингачгуку не терпелось поделиться со Зверобоем своими планами и надеждами. Юдифь тоже пришла в более кроткое настроение духа и внимательно слушала безыскусственный рассказ Гетти обо всем, что случилось с нею после высадки на берег. Лес не очень страшил обеих девушек, воспитанных под его сенью и привыкших ежедневно глядеть с озера на его пышную громаду или блуждать в его темных чащах. Но старшая сестра чувствовала, что не посмела бы пойти одна в индейский лагерь. Гетти не много рассказала об Уа-та-Уа. Она упомянула лишь о доброте и приветливости делаварки и об их первой встрече в лесу. Но тайну Чингачгука Гетти оберегала так ловко и с такой твердостью, что многие гораздо более умные девушки могли бы ей позавидовать.
Когда Хаттер вновь появился на платформе, все умолкли.
Старик собрал вокруг себя всех и вкратце рассказал о том, что он намерен предпринять. Хаттер полностью одобрил план Зверобоя покинуть на ночь «замок» и искать приюта в ковчеге. Он, как и все остальные, считал, что это единственный надежный способ избежать гибели. Раз уж дикари занялись постройкой плотов, они, несомненно, попытаются овладеть «замком». Присылка окровавленных палочек достаточно ясно свидетельствовала о том, что они верят в успешный исход этой попытки. Короче говоря, старик думал, что наступающая ночь будет критической, и просил всех возможно скорее приготовиться к тому, чтобы покинуть «замок» по крайней мере на некоторое время, если не навсегда.
Когда Хаттер умолк, все торопливо, но тщательно начали готовиться в путь. «Замок» заперли уже описанным выше способом; вывели из дока челноки и привязали их к ковчегу; перенесли в каюту несколько необходимых вещей, которые еще оставались в доме, погасили огонь и затем перебрались на судно.
От близкого соседства поросших соснами прибрежных холмов ночь казалась гораздо темнее, чем это обычно бывает на озерах. Только на самой середине водной поверхности тянулась более светлая полоса; берега же тонули во мраке, так как здесь ложились тени, отбрасываемые холмами. Отмель со стоявшим на ней «замком» находилась в более светлой полосе, но все-таки ночь была так темна, что ковчег отплыл совершенно незаметно. Наблюдатель, находившийся на берегу, не мог бы увидеть судна еще и потому, что оно двигалось на фоне темных холмов, которые тянулись по горизонту во всех направлениях. На американских озерах чаще всего дует западный ветер, но так как горы образуют здесь многочисленные извилины, то сплошь и рядом трудно определить действительное направление воздушных потоков, ибо оно изменяется на коротких дистанциях и через небольшие промежутки времени. Это относится главным образом к легким колебаниям атмосферы, а не к постоянно дующим ветрам. Однако, как известно, в гористых местностях и в узких водных бассейнах порывы сильного ветра тоже бывают неустойчивы и неопределенны.
На этот раз, как только ковчег отвалил от «замка», даже сам Хаттер не решился бы сказать, в какую сторону дует ветер. Обычно в таких случаях направление ветра определяют, наблюдая за облаками, плывущими над вершинами холмов. Но теперь весь небесный свод казался одной сплошной сумрачной громадой. В небе не было видно ни одного просвета, и Чингачгук начинал серьезно опасаться, что отсутствие звезды помешает его невесте вовремя явиться на место условленной встречи. Хаттер между тем поднял парус, видимо, с единственным намерением отплыть подальше от «замка», потому что оставаться дольше в непосредственном соседстве с ним было опасно. Когда баржа начала повиноваться рулю и парус как следует раздулся, выяснилось, что ветер дует на юго-восток. Это соответствовало общим желаниям, и судно около часа свободно скользило по озеру. Затем ветер переменился, и ковчег стало понемногу сносить в сторону индейского лагеря.
Зверобой с неослабным вниманием следил за всеми движениями Хаттера и Непоседы. Сначала он не знал, чему приписать выбор направления — случайности или обдуманному намерению, теперь же он был уверен во втором. Хаттер прекрасно знал свое озеро, и ему легко было обмануть всякого, не привыкшего маневрировать на воде. Если он действительно затаил намерение, о котором подозревал Зверобой, то было совершенно очевидно, что не пройдет и двух часов, как судно очутится в какой-нибудь сотне ярдов от берега, прямо против индейской стоянки. Но еще задолго до того, как ковчег успел достигнуть этого пункта, Непоседа, знавший немного по-альгонквински
[56]
, начал таинственно совещаться с Чингачгуком. О результате этого совещания молодой вождь сообщил затем Зверобою, который оставался холодным, чтобы не сказать враждебным, свидетелем всего происходящего.
