Марч опустил глаза и сквозь прозрачную, как воздух, воду увидел то, что Гетти называла «могилой матери». Это была низкая продолговатая земляная насыпь, в одном конце которой белел кусочек простыни, служившей покойнице саваном. Опустив труп своей жены на дно, Хаттер привез с берега землю и бросал ее в озеро, пока она совершенно не покрыла тело. Даже самые грубые и распущенные люди становятся сдержаннее, когда присутствуют при погребальных церемониях. Марч не испытывал ни малейшего желания отпустить одну из своих грубых шуток и был готов исполнить свою обязанность в пристойном молчании. Быть может, он размышлял о страшной каре, постигшей его старого приятеля, и это напоминало ему о грозной опасности, которой недавно подвергалась его собственная жизнь. Он знаком дал понять Юдифи, что все готово, и получил от нее приказ действовать. Без посторонней помощи, полагаясь исключительно на свою гигантскую силу, Непоседа поднял труп и отнес его на конец баржи. Два конца веревки были подведены под ноги и плечи покойника, как их обычно подводят под гроб, и затем тело медленно погрузилось на дно.
— Не туда, Гарри Марч, не туда! — сказала Юдифь, невольно содрогаясь. — Не кладите его так близко с матерью!
— Почему, Юдифь? — спросила Гетти серьезно. — Они вместе жили и должны лежать рядом после смерти.
— Нет, нет, Гарри Марч, дальше, гораздо дальше! Бедная Гетти, ты сама не знаешь, что говоришь. Позволь мне распорядиться этим.
— Я знаю, что я глупа, Юдифь, а ты очень умная, но, конечно, муж должен лежать рядом с женой. Мать говорила, что так всегда хоронят людей на христианских кладбищах.
Этот маленький спор велся очень серьезно, но пониженными голосами, как будто говорившие опасались, что мертвец может подслушать их. Юдифь не решалась слишком резко противоречить сестре в такую минуту, но ее выразительный жест заставил Марча опустить покойника на некотором расстоянии от могилы его жены. Затем Марч вытащил веревки, и церемония закончилась.
— Вот и пришел конец Плавучему Тому! — воскликнул Непоседа, склоняясь над бортом и глядя на труп сквозь воду. — Он был славный товарищ на войне и очень искусный охотник. Не плачьте, Юдифь, не печальтесь, Гетти! Рано или поздно все мы должны умереть, и, когда наступает назначенный срок, причитаниями и слезами не вернешь мертвеца к жизни. Конечно, вам тяжело расставаться с отцом; с большинством отцов трудно бывает расставаться, особенно незамужним дочкам, но против этой беды есть одно надежное средство, а вы обе слишком молоды и красивы, чтобы не найти этого средства в самом скором времени. Когда вам, Юдифь, угодно будет выслушать то, что хочет сказать честный и скромный человек, я потолкую с вами с глазу на глаз.
Юдифь не обратила внимания на эту грубую попытку Непоседы утешить ее, хотя, разумеется, поняла общий смысл его слов. Она плакала, вспоминая о былой нежности своей матери, и давно забытые уроки и наставления воскресали в ее уме. Однако слова Непоседы заставили ее вернуться к действительности и при всей своей неуместности не возбудили того неудовольствия, которого можно было ожидать от девушки с таким пылким характером. Напротив, какая-то внезапная мысль, видимо, поразила ее, один миг она пристально глядела на молодого человека, затем вытерла глаза и направилась на противоположный конец баржи, знаком велев ему следовать за нею. Здесь она села и движением руки предложила Марчу занять место рядом с собой. Решительность и серьезность ее манер несколько смутили собеседника, и Юдифь была вынуждена сама начать разговор.
— Вы хотите потолковать со мной о браке, Гарри Марч, — сказала она, — и вот я пришла сюда, чтобы над могилой моих родителей… о нет, о нет! — над могилой моей бедной милой матери выслушать то, что вы хотите сказать…
— Вы как-то странно держите себя, Юдифь, — ответил Непоседа, взволнованный гораздо больше, чем ему хотелось показать. — Но что правда, то правда, а правда всегда должна выйти наружу. Вы хорошо знаете, что я давно уже считаю вас самой красивой из всех женщин, на которых только глядели мои глаза, и я никогда не скрывал этого ни здесь, на озере, ни в компаниях охотников и трапперов, ни в поселениях.
— Да, да, я уже слышала об этом прежде и полагаю, что это верно, — ответила Юдифь с лихорадочным нетерпением.
— Когда молодой человек ведет такие речи, обращаясь к молодой женщине, то следует предполагать, что он имеет на нее виды.
— Правда, правда, Непоседа, об этом вы говорили мне уже не раз.
— Ладно, если это приятно, то я полагаю, что ни одна женщина не станет жаловаться на то, что слышит это слишком часто. Все говорят, что так уж устроен ваш пол: вы любите слушать, как вам повторяют вновь и вновь, в сотый раз, что вы нравитесь мужчине, и предпочитаете этому только разговоры о вашей собственной красоте.
— Несомненно, в большинстве случаев мы любим и то и другое, но сегодня совсем необычный день, Непоседа, и не стоит тратить слов попусту. Я бы хотела, чтобы вы говорили без обиняков.
— Вы всегда поступали по-своему, Юдифь, и я подозреваю, что будете поступать так и впредь. Я часто повторял вам, что вы мне нравитесь больше, чем какая-либо другая молодая женщина, или, уж если говорить всю правду, гораздо больше, чем все молодые женщины, вместе взятые. Но вы должны были заметить, Юдифь, что я никогда не просил вас выйти за меня замуж.
— Я заметила это, — сказала девушка, причем улыбка появилась на ее красивых губах, несмотря на необычайное и все возрастающее волнение, которое заставило ее щеки пылать румянцем и зажгло глаза ее ослепительным блеском. — Я заметила это и считала это довольно странным со стороны такого решительного и бесстрашного человека, как Гарри Марч.
— Для этого была своя причина, девушка, и эта причина смущает меня даже теперь… Пожалуйста, не краснейте и не смотрите так сердито, потому что есть мысли, которые долго таятся в уме у мужчины, и есть слова, которые застревают у него в глотке, но есть также чувства, которые могут одолеть и то и другое, и этим чувствам я должен подчиниться. У вас больше нет ни отца, ни матери, Юдифь, и вы с Гетти больше не можете жить здесь одни, если даже будет заключен мир и ирокезы угомонятся. Мало того, что вы будете голодать, но не пройдет и недели, как вас обеих заберут в плен или скальпируют. Наступило время подумать о перемене жизни и о муже. Согласитесь выйти за меня, и все прошлое будет забыто.
Юдифь с трудом сдерживала свое волнение при этом безыскусственном объяснении в любви, хотя, очевидно, добивалась его и теперь слушала с вниманием, могущим пробудить надежду. Но она едва дождалась, когда молодой человек кончит говорить, — так хотелось ей поскорее ответить.
— Этого довольно, Непоседа, — сказала она, поднимая руку как бы для того, чтобы заставить его замолчать. — Я поняла вас так хорошо, как если бы вы говорили об этом целый месяц. Вы предпочитаете меня другим девушкам и хотите сделать меня своей женой.
— Вы высказали мою мысль гораздо лучше, чем мог бы высказать ее я сам, Юдифь, и потому считайте, пожалуйста, что все эти слова произнесены мною именно так, как вы хотели их услышать.
