Голый. А обо мне забыли?
Санитар. Забыли.
Голый. О Гонсало есть известия?
Санитар. Ищут его в развалинах.
Голый. Я хочу умереть. Сколько стаканов крови выпустили из меня?
Санитар. Пятьдесят. Сейчас напою тебя желчью, а после, в восемь, вернусь расковырять тебе рану в боку.
Голый. Ту, в которой полно витаминов?
Санитар. Ту самую.
Голый. Скажи, людей пустили в глубины песков?
Санитар. Как бы не так… У всех люков выставили стражу – солдат и инженеров.
Голый. До Иерусалима далеко?
Санитар. Три остановки. Вот только не знаю, хватит ли угля.
Голый. Авва отче, да минует меня чаша сия.
Санитар. Замолкни. И так уже три градусника расколотил.
Входят Студенты. Они в черных пиджаках с красными шарфами.
Первый студент. Что решетка? Можно перепилить прутья.
Второй студент. Все равно не убежать. В переулке стража.
Третий студент. А кони?
Первый студент. Кони удрали – вышибли крышу над сценой.
Четвертый студент. Да, я сам их видел из башни, куда меня засадили. Кони уже далеко, на холме. И Режиссер с ними.
Первый студент. Здесь есть оркестровая яма?
Второй студент. Есть, да что толку. Там полно публики.
Из-за кулис снова доносятся аплодисменты. Санитар приподнимает Голого и поправляет ему подушку.
Голый. Пить.
Санитар. Я послал в театр за водой.
Четвертый студент. Революция! Первым же взрывом оторвало голову профессору риторики.
Второй студент. К великой радости жены – уж теперь-то она разойдется. Впору краны к соскам привернуть.
Третий студент. К ней, говорят, по ночам жеребец в окно лазит.
Первый студент. Это она увидела с чердака и подняла тревогу.
Четвертый студент. Поэты полезли наверх, хотели ее убить, но она не испугалась – так заорала, что люди услышали и прибежали на помощь.
Второй студент. Как ее зовут?
Третий студент. Елена.
Первый студент. Луна. Селена.
Второй студент (Первому студенту). Что с тобой?
Первый студент. Я боюсь выйти наружу.
По лестнице спускаются Два разбойника. Дамы в вечерних платьях выходят из театра. Студенты продолжают спор.
Первая дама. Надеюсь, у входа нас ждет автомобиль.
Вторая дама. А если нет? Это ужасно!
Третья дама. Нашли Режиссера! Он прятался в гробнице.
Первая дама. А Ромео?
Третья дама. Когда мы выходили, его как раз начали раздевать.
Юноша. Публика требует, чтоб кони протащили поэта по городу.
Первая дама. Но почему? Спектакль просто прелесть, а никакая революция не дает права осквернять могилы.
Вторая дама. Все было так мило! И лица, и голоса казались такими живыми, выразительными! Не понимаю, зачем потрошить трупы, зачем копаться в костях?
Юноша. Вы правы. Сцена в гробнице поразительно удалась. Но я сразу заподозрил неладное, когда увидел Джульеттины ножки – они были слишком маленькие.
Вторая дама. Это же прелестно! Чем вы недовольны?
Юноша. Они слишком малы для женских ног. Слишком хороши, слишком женственны. Это ноги мужчины, ноги, придуманные мужчиной.
Вторая дама. Какой ужас!
Из театра доносятся голоса и звон шпаг.
Третья дама. Неужели нам отсюда не выбраться?
Юноша. Революция! Они захватили собор. Но, может, лестница выведет нас отсюда? Давайте попробуем. (Уходят.)
Четвертый студент. Как только они поняли, что Ромео и Джульетта действительно любят друг друга, началась смута.
Второй студент. Наоборот! Смута началась, как только они поняли, что Ромео и Джульетта не любят друг друга, не могут любить и никогда не полюбят.
Четвертый студент. Публика оказалась весьма проницательна – и взбунтовалась.
Второй студент. Именно так. Но Ромео и Джульетта любили, они горели любовью, а платья не любили. Махоньких жаб на Джульеттином подоле так и корчило от омерзенья – люди все видели!
Четвертый студент. В театре люди забывают о платьях. Революция разразилась, когда нашли настоящую Джульетту. Связанная, она лежала за креслами с кляпом во рту.
Первый студент. Ты ошибаешься. Впрочем, это всеобщее заблуждение. И в итоге театр гибнет. Публика не должна соваться за шелковый занавес и любопытствовать, что скрывает картонная стенка, выстроенная поэтом. Ромео может быть птицей, а Джульетта – камнем. Ромео может быть крупинкой соли, а Джульетта – географической картой. И публике нет до этого дела!
Четвертый студент. Никакого! Но птица не может оказаться кошкой, а камень – морской волной.
Второй студент. Все это лишь видимость – форма, маска. Кошка может оказаться лягушкой, а зимняя луна – связкой хвороста, обглоданной продрогшими червями. Публика же пусть себе видит сны, навеянные поэтом, не замечая ни ягнят за колонной, ни облаков на небе.
Четвертый студент. Потому-то и вспыхнула революция. Режиссер открыл люки, и все увидели, как из картонных жил льется яд и травит живых детей. Не маски рождают жизнь, а волосок, что трепещет за маской, – тоненький, как в барометре.
Второй студент. Как вы думаете, чтобы сцена в гробнице потрясала, Ромео обязательно должен быть мужчиной, а Джульетта – женщиной? Или нет?
Первый студент. Совершенно не обязательно. Это и доказывал Режиссер.
Четвертый студент (раздраженно). Как это – не обязательно? А если не обязательно, пусть машины рожают, пусть зерном засевают асфальт!
Второй студент. Почему бы и нет? Засеют – и взойдет плесень, но – кто знает? – может быть, сердце забьется сильнее и полюбит крепче! Вот ведь в чем дело: всякий знает, что нужно зерну, чтобы заколоситься, и никто не знает, что нужно плесени.
Пятый студент (выходя из гробницы). Пришел судья. Но перед казнью их заставят повторить сцену в гробнице.
Четвертый студент. Идемте. Вы увидите, что я прав.
Второй студент. Да, идемте. В последний раз поглядим на Джульетту – высшее воплощение женственности. Такой Джульетты мы больше никогда не увидим. (Быстро уходят.)
