Смеются.
Третья. Им бы пудриться, румяниться, да цветы на себя цеплять, да приманивать кого взбредет, лишь бы не мужа.
Пятая. Что верно, то верно!
Первая. Вы ее с кем видели?
Четвертая. Не мы, так люди видели.
Первая. Люди увидят!
Вторая. И что ж они?
Четвертая. Разговаривали.
Первая. Говорить – не грех.
Пятая. Глядеть – тоже, да только по-разному глядят. От матери знаю. На розы по-одному, а на мужские ляжки – по-другому. Вот так и она глядит.
Первая. На что?
Четвертая. На то самое. Смекнула? Или вслух сказать? (Смех.) А когда не глядит, потому что некуда, один черт – не перед глазами, так в глазах маячит.
Первая. Будет наговаривать!
Гомон.
Пятая. А что муж?
Третья. Слеп и глух. Размяк, как ящерка на припеке.
Смеются.
Первая. Все бы наладилось, будь у них дети.
Вторая. Будь они сами с собой в ладу.
Четвертая. В доме сущий ад, и что ни день – хуже. Она золовкам – ни слова, они тоже, и целыми днями втроем полы трут, стены белят, посуду чистят, окна моют. Снаружи блестит, а внутри-то полыхает.
Первая. Его вина, его! Не дал детей – вот и стереги жену!
Четвертая. Сама виновата, у нее что ни слово – колючка.
Первая. Тебя что – дьявол за язык тянет?
Четвертая. Скажи на милость, указчица мне нашлась!
Вторая. Перестаньте!
Первая. Всадила бы я кой-кому шило в досужий язык!
Четвертая. А я бы твое шило назад сунула, одной притворщице за пазуху.
Вторая. Тихо! Не видишь, золовки идут?
Переходят на шепот. Появляются Золовки в черном. Молча принимаются за стирку. Слышен перезвон бубенцов.
Первая. Откочевали пастухи.
Третья. Сегодня все разом уходят.
Четвертая (глубоко вдыхая). Люблю овечий дух.
Третья. Да ну?
Четвертая. А что? Сама так пахну. Я и запах рыжей глины люблю, на реке в осенний паводок.
Третья. Такое скажешь!
Пятая (смотрит). Гуртом пошли, отара к отаре.
Четвертая. Овечий паводок. Все с собой унесет. Если б озимь понимала, затряслась бы от такого потопа.
Третья. Валом валят. Чем не вражья орда!
Первая. Все сошлись, до последней отары.
Четвертая. Постой-ка… Все, да не все. Одной нет.
Пятая. Чьей же?
Четвертая. Виктора.
Золовки выпрямляются и глядят на женщин.
В ручье твой пояс мою.
Блестит как рыбка.
Жасмин на солнцепеке —
твоя улыбка.
Жасминным смехом
пускай меня завеет,
как белым снегом.
Первая.
Беда бесплодной —
ее сосцам волчицы, груди холодной!
Пятая.
У мужа недостало
семян отборных,
чтобы вода запела
в твоих оборках.
Четвертая.
Твоя сорочка —
серебряный кораблик
без ветерочка.
Первая.
Несу пеленки сына
К речной протоке —
пусть у воды кипучей
берет уроки.
Вторая.
Идут мужчины с поля,
шаги все шире.
Мне муж подарит розу —
верну четыре.
Пятая.
Спешат мужчины с пастбищ
к себе в селенье.
Мне муж подарит ветер —
верну сиренью.
Четвертая.
Несет их как на крыльях
в родные клети.
При муже я как мальва
при горицвете.
Первая.
Гвоздику и кипрей
сплетайте, когда солнце
распарит косарей.
Четвертая.
А лето пролетело —
в ночи для птиц бессонных
распахивайте тело.
Первая.
Стонать от ласки надо…
Четвертая.
И петь, и слез не лить…
Пятая.
Когда идет мужчина
венок и хлеб дарить.
Четвертая.
Затем и песня пета…
Вторая.
И в горле брызги света…
Четвертая.
И распустилась ветка…
Первая.
И горы в лентах ветра…
Шестая (появляясь выше по течению).
Чтоб растопил ребенок
небесный лед рассвета.
Первая.
И вьется нашей крови
коралловая нить…
Шестая.
Чтоб было кому волны
морские бороздить.
Первая.
Сыночка мне, сыночка!
Вторая.
И голубь над селеньем.
Третья.
Сыночка, чтобы плакал.
Четвертая.
И клонится мужчина
израненным оленем.
Пятая.
О диво, диво, диво,
круглится мое платье!
Вторая.
О тайна, тайна, тайна
Из-под семи печатей!
Первая.
Беда, беда бесплодной —
тебе, сухое лоно,
песок безводный!
Третья.
Пускай горят!..
Вторая.
И греют!
Пятая.
Все ночи напролет!
Первая.
Пускай поют!..
Вторая.
И светят!..
Первая.
С заоблачных высот!..
Шестая.
Те зори, что в подоле
мой маленький несет!
