Коням ерзко.
Жеребцы снова берут свои длинные позолоченные трубы и дуют в них, танцуя медленный танец.
Режиссер. Открывай! Я тебе что сказал? Двери настежь! У меня театр на свежем воздухе – пора начинать. А вы, вон отсюда! Я сказал: вон! (Жеребцы уходят. Слуге.) Продолжим.
Слуга. Сеньор!
Режиссер. Что?
Слуга. К вам публика.
Режиссер. Проси.
Режиссер снимает светлый парик и надевает темный. Входят Три человека. (Все трое бородаты, во фраках; отличить их почти невозможно.)
Первый человек. Вы режиссер театра на свежем воздухе? Открытого театра?
Режиссер. К вашим услугам.
Первый человек. Мы пришли поздравить. Ваша последняя работа…
Режиссер. Благодарю вас.
Третий человек. …так необычна!
Первый человек. И название прелестное – «Ромео и Джульетта».
Режиссер. Двое влюбленных – мужчина и женщина.
Первый человек. Не обязательно. Ромео может быть птицей, а Джульетта – камнем. Ромео может быть крупинкой соли, а Джульетта – географической картой.
Режиссер. Но кем бы они ни были, они останутся Ромео и Джульеттой – навеки.
Первый человек. Влюбленной парой! Вы полагаете, они любили друг друга?
Режиссер. Ну, знаете ли… Я не настолько…
Первый человек. Вот вы и выдали себя!
Второй человек (Первому человеку). Ты бы поостерегся! Сам не без греха. Зачем слоняешься у театрального подъезда? Сходи в лес, окликни его и услышишь шум лесных соков. А ходить в театр!..
Первый человек. В театр и надо идти, чтобы…
Третий человек. …разверзлась истина могил.
Второй человек. Могил с газовыми рожками, афишами и длинными рядами кресел.
Режиссер. Господа…
Первый человек. Ну конечно, конечно. Вы режиссер театра на свежем воздухе, постановщик «Ромео и Джульетты»…
Второй человек. А не расскажете ли нам, сеньор Режиссер, как мочился Ромео? Разве это не любопытное зрелище? И сколько можно грозиться, что кинешься с башни, ломая комедию горя? Что же случилось, сеньор Режиссер, пока ничего не случалось? А сцена в гробнице? Почему вы сами туда не спустились? Вы б увидали, что ангел позаимствовал у Ромео его принадлежности, а взамен оставил ему свои. Если я вам скажу, что главный герой – это ядовитый цветок, вы ведь не сумеете мне возразить.
Режиссер. Сеньоры, не в этом дело.
Первый человек (перебивая). Именно в этом. Всем страшно, но мы похороним театр. А я пущу себе пулю в лоб.
Второй человек. Гонсало!
Первый человек (медленно.) Я пущу себе пулю в лоб. Так откроется настоящий театр – театр, погребенный в песках.
Режиссер. Гонсало!
Первый человек. Что? (Пауза.)
Режиссер (все еще противясь.) Но я не могу! Все рухнет. И дети мои не увидят белого света. А как быть с публикой? Что, если, сокрушив перила, я не справлюсь с публикой? И личина сожрет меня. Я видел однажды, как маска жрала человека. Собрались силачи со всего города и окровавленными копьями пихали ему в задницу шары, скатанные из старых газет. А в Америке маска удавила парня его собственными кишками.
Первый человек. Потрясающее зрелище.
Второй человек. Почему не показать это в театре?
Третий человек. Это же завязка.
Режиссер. Скорее развязка.
Третий человек. Причем неизбежная – если боишься.
Режиссер. Да, конечно. Но вы совершенно напрасно полагаете, что я способен вывести маску на сцену.
Первый человек. Разве нет?
Режиссер. А как быть с нравственностью? Как все это переварит зритель?
Первый человек. Одних тошнит при виде осьминога, вывернутого наизнанку, другие бледнеют от слова «рак», но против этого есть средство, и вы сами знаете какое. Есть гипс, жесть, сверкающая слюда и, на худой конец, папье-маше – оно всегда под рукой. (Встает.) А вам хочется обмануть нас, хочется все оставить по-прежнему. Но тогда мы не поможем мертвым. Я посадил четыре тысячи апельсиновых деревьев, а мухи извели их – это вы виноваты. Придется начинать сначала.
Режиссер (встает). Я не против. Чего вы от меня хотите? У вас есть новая пьеса для постановки?
Первый человек. Что может быть новее нас… с вами?
Режиссер. Со мной?
Первый человек. А то с кем же?
Второй человек. Гонсало!
Первый человек (глядя на Режиссера). Я узнал его. Сегодня утром он совал в портфель чудо резвости – зайчонка. Эта картина так и стоит у меня перед глазами. А еще я видел, как он воткнул себе в кудри розу, когда впервые в жизни причесался на прямой пробор. Ну, а ты узнал меня?
Режиссер. Нет, бога ради! Только не это. Это нельзя ставить. (Громко.) Елена! Елена! (Бежит к двери.)
Первый человек (глядя на Режиссера). Хочешь не хочешь, а я выволоку тебя на сцену. Слишком много я выстрадал из-за тебя. Ширму сюда, да поскорее!
Третий человек вносит ширму и ставит ее посреди сцены.
Режиссер (плача). Театр мой провалится в тартарары, а публика будет глазеть на меня. Моя постановка была гвоздем сезона, а теперь…
Жеребцы дуют в трубы. Первый человек идет в глубь сцены и открывает дверь.
Первый человек. Идемте. И вы с нами – все вместе. Вы тоже будете заняты в спектакле – вы все! (Режиссеру.) Но сначала ты пройдешь за ширмой.
Второй человек и Третий человек подталкивают Режиссера к ширме, за которой он исчезает. Через секунду с другой стороны появляется Юноша в костюме из белого шелка – длинная широкая блуза, большой круглый воротник. Эту роль может играть женщина. В руках у Юноши маленькая черная гитара.
Первый человек. Энрике! Энрике! (Закрывает лицо руками.)
Второй человек. Только не тащи меня за ширму, Гонсало!
Режиссер (перебирая струны, ледяным тоном). Я плюну тебе в лицо, Гонсало. Изрежу тебе фрак ножницами и плюну в лицо. Иголку мне и шелковых ниток! Я буду вышивать. Я вышью тебя шелком, потому что терпеть не могу татуировок.
Третий человек (Жеребцам). Рассаживайтесь, пожалуйста, кто где хочет.
Первый человек (плачет). Энрике! Энрике!
