Как только мистер Торнтон вышел из комнаты, Маргарет поднялась со своего места и стала медленно сворачивать шитье. Оно казалось непомерно тяжелым для ее слабых рук. Во всем ее облике сквозила усталость. Когда все трое стали прощаться перед сном, мистер Белл высказал осуждение мистеру Торнтону:
— Я никогда не видел человека, настолько избалованного успехом. Он совершенно не переносит шуток. Кажется, все болезненно затрагивает его достоинство. В прошлом он был простым и славным, как ясный день. Его нельзя было обидеть, потому что в нем не было тщеславия.
— Он и сейчас не тщеславен, — сказала Маргарет, отворачиваясь от стола и говоря тихо, но отчетливо. — Сегодня он был не в себе. Что-то, должно быть, расстроило его перед тем, как он пришел сюда.
Мистер Белл внимательно посмотрел на нее поверх очков. Маргарет встретила его взгляд с полнейшей невозмутимостью, но, как только она вышла из комнаты, он сказал:
— Хейл! Вам не приходило в голову, что Торнтон и ваша дочь испытывают, как говорят французы, tendresse
[47]
друг к другу?
— Не может быть! — сказал мистер Хейл, сначала пораженный, а потом взволнованный его словами. — Нет, я уверен, вы ошибаетесь. Я почти уверен, что вы ошибаетесь. Если что-то и есть, то только со стороны Торнтона. Бедняга! Я надеюсь, что он не думает о ней, поскольку уверен, что она не полюбит его.
— Ну! Я холостяк и всю свою жизнь держался подальше от романов, поэтому на мое мнение не стоит полагаться. Но я бы сказал, что и у Маргарет заметны явные признаки!
— Нет, я уверен, вы ошибаетесь, — ответил мистер Хейл. — Она, может, и нравится ему, хотя порой обращается с ним не слишком учтиво. Только не она! Маргарет никогда не думала о нем, я уверен! Ей такое даже в голову не придет.
— А вот в сердце, по-моему, вошло. Но я могу и ошибаться. Впрочем, прав или не прав, а я очень хочу спать. Итак, нарушив ваш безмятежный сон своими неуместными фантазиями, я удалюсь к себе со спокойной душой.
Мистер Хейл решил, что не будет волноваться из-за подобной бессмысленной идеи, а потому лежал без сна, заставляя себя не думать об этом.
На следующий день мистер Белл, прощаясь, предложил Маргарет рассчитывать на его помощь и защиту во всех затруднениях, какими бы они ни были. А мистеру Хейлу он сказал:
— Ваша Маргарет завладела моим сердцем. Позаботьтесь о ней, она редкий человек и слишком хороша для Милтона — пожалуй, подходит только для Оксфорда. Я имею в виду, для города, а не для его обитателей. Пока что я не вижу там пары для нее. Как только увижу подходящего молодого человека, тут же привезу его сюда и поставлю его рядом с нашей барышней, как джинн из арабских сказок доставил принца Карама прямо к невесте — сказочной принцессе Бадур.
— Я прошу вас не делать ничего подобного. Вспомните о происшедших несчастьях. И, кроме того, я не могу обойтись без Маргарет.
— Ну ладно. Пожалуй, лучше, если она будет заботиться о нас еще лет десять, когда мы превратимся в двух сварливых, больных стариков. Серьезно, Хейл! Мне бы хотелось, чтобы вы уехали из Милтона. Это самое неподходящее для вас место, хотя именно я рекомендовал вам его. Если бы вы уехали, я бы отринул все сомнения и согласился принять бенефиций при колледже. А вы с Маргарет могли бы приехать и жить в пасторате: вы стали бы мирским священником и избавили бы меня от забот о бедной пастве. А она была бы нашей домохозяйкой — деревенской леди Баунтифул
[48]
и по вечерам читала бы нам перед сном. Я был бы счастлив жить такой жизнью. Что вы об этом думаете?
— Никогда! — решительно ответил мистер Хейл. — Я уже заплатил страданиями за самую большую перемену в своей жизни. Здесь я буду доживать свои дни, и здесь я буду похоронен и позабыт.
— Все же я не отказываюсь от своих намерений. Только я не стану вас ими искушать — пока. Где наша несравненная Жемчужина? Подойдите, Маргарет, поцелуйте меня на прощание. И не забывайте, моя дорогая, где вы можете найти настоящего друга и помощь, которую он будет в силах оказать вам. Вы — мое дитя, Маргарет. Помните это, и благослови вас Бог!
Мистер Хейл и Маргарет снова вернулись к тихой, однообразной жизни, которую вели прежде. Не было больше больной и связанных с нею надежд и страхов. Даже Хиггинсы, прежде занимавшие так много места в их жизни, словно отодвинулись на второй план. Лишь дети Баучера нуждались в заботе Маргарет, и она довольно часто навещала Мэри Хиггинс, которая присматривала за детьми. Две семьи жили вместе в одном доме — старшие дети посещали школу, а за младшими — пока Мэри была на работе — присматривала добрая соседка, чей здравый смысл так поразил Маргарет в день смерти Баучера. Конечно, ей платили за ее хлопоты. И в действительности, проявляя заботу о сиротах, Николас показал, что способен трезво рассуждать и сообразовываться с обстоятельствами, что противоречило его прежним порывистым и необдуманным поступкам. Он был так поглощен работой, что все эти зимние месяцы Маргарет редко видела его, но, встречаясь с ним, замечала, что он морщится при любом упоминании имени отца детей, которых он так сердечно и тепло принял под свою опеку. О мистере Торнтоне он говорил неохотно.
— По правде говоря, — сказал Николас, — он все время сбивает меня с толку. В нем как будто уживаются два человека. Одного я знавал в прошлом: хозяин как хозяин. В другом вообще нет ничего от хозяина. Как эти два человека уживаются в нем одном, для меня загадка. Но я как-нибудь разберусь. Вообще, он часто приходит сюда: вот откуда я знаю, что он не только хозяин, но и человек. А еще я думаю, что озадачил его не меньше, чем он меня. Он тут сидит, слушает и внимательно разглядывает меня, как будто я какой-то неизвестный зверь, которого недавно поймали в дальних краях. Но я не из пугливых. Ему пришлось бы потрудиться, чтобы испугать меня в моем собственном доме, и он это понимает. И я рассказываю ему о том, что, по-моему, ему стоило узнать еще в молодости.
— А разве он не отвечает вам? — спросил мистер Хейл.
— Ну! Я не скажу, что все преимущества на его стороне, поскольку верю, что в нем есть что улучшать. Иногда он довольно груб, и его слова поначалу неприятны, но, если их разжевать, в них, как ни чудно, ощущается привкус правды. По-моему, он придет сегодня вечером, из-за детей. Его не устраивает, как их учат, и он хочет проэкзаменовать их.
— Что они… — начал мистер Хейл, но Маргарет, тронув его за руку, показала ему свои часы.
— Уже почти семь, — сказала она. — Сейчас вечера стали длиннее. Пойдем, папа.
Маргарет не могла свободно дышать, пока они не удалились на значительное расстояние от дома Хиггинсов. Потом, успокоившись, она пожалела, что так поторопилась. Так или иначе, они видели мистера Торнтона очень редко. Но он мог прийти навестить Хиггинса, и ради старой дружбы ей хотелось бы увидеться с ним сегодня вечером.
