— Впусти меня! Впусти меня! Это только я, Шарлотта!
Сердце Маргарет трепетало от страха, пока она не оказалась в безопасности в гостиной, где окна были закрыты на засов, а знакомые стены окружали и защищали ее. Маргарет села прямо на заколоченный ящик. В мрачной и неуютной комнате было холодно, не было ни огня, ни другого света, кроме пламени огарка свечи у Шарлотты. Шарлотта смотрела на Маргарет с удивлением, и Маргарет, не столько увидев, сколько почувствовав это, поднялась.
— Я испугалась, что ты оставишь меня на улице, Шарлотта, — произнесла она, едва заметно улыбнувшись. — И потом, ты никогда бы не услышала меня на кухне, а двери на дорожку к церковному двору давно закрыты.
— О мисс, я уверена, что скоро бы заметила ваше отсутствие. Работники хотели, чтобы вы сказали им, что делать дальше. И я отнесла чай в кабинет хозяина, потому что это самая подходящая комната для разговоров.
— Спасибо, Шарлотта. Ты добрая девушка. Мне будет жаль расстаться с тобой. Ты можешь написать мне, если тебе нужны будут мой совет или помощь. Я буду рада получить письмо из Хелстона, ты ведь знаешь. Как только у нас будет постоянный адрес, я тебе пришлю его.
Стол в кабинете был сервирован к чаю. Ярким пламенем горел огонь, а на столе стояли незажженные свечи. Маргарет села на ковер поближе к огню — ее платье пропиталось вечерней сыростью, к тому же ее знобило от переутомления. Обхватив колени руками, она склонила голову на грудь, позволив себе на минуту предаться отчаянию. Но, заслышав шаги отца, она встала, поспешно откинула назад густые черные волосы, утерла слезы, катившиеся по щекам, и пошла открывать ему дверь. Он выглядел еще более подавленным, чем дочь. Она вновь и вновь пыталась разговорить его ценою неимоверных усилий, с отчаянием думая, что больше не выдержит.
— Ты сегодня далеко ходил? — спросила она, заметив, что он ничего не ест.
— Далеко, до Фордхэм-Бичиз. Я ходил повидаться с вдовой Молтби, она очень жалела, что не может попрощаться с тобой. Она говорит, маленькая Сьюзан все смотрела на аллею последние дни… Маргарет, что случилось, дорогая?
Мысль о том, что маленький ребенок высматривал ее и так и не дождался не потому, что она забыла о Сьюзан, а потому, что не могла вырваться из дому, оказалась последней каплей горя для бедной Маргарет, и она разрыдалась так, будто ее сердце разрывалось. Мистер Хейл был огорчен и ошеломлен. Он поднялся и нервно заходил по комнате. Маргарет попыталась успокоиться, но не решалась заговорить, пока ее голос не обрел необходимую твердость. Она услышала, как отец разговаривает сам с собой:
— Я не вынесу этого. Я не могу видеть страдания других. Лучше бы мне было нести свой крест терпеливо и молча. Разве нельзя все вернуть назад?
— Нет, отец, — ответила Маргарет медленно и четко, глядя прямо на него. — Не нужно думать, что ты ошибся. Нам было бы намного хуже, если бы нам пришлось считать тебя лицемером. — Она понизила голос на последних словах, будто сама мысль о лицемерии отца отдавала непочтительностью. — И вообще, — продолжила она, — я просто устала сегодня. Не думай, что я страдаю из-за того, что ты сделал, дорогой папа. Сегодня мы оба не будем говорить об этом, — сказала она, почувствовав, что опять готова разрыдаться. — Я лучше пойду и отнесу маме чашку чая. Она пила чай очень рано, когда я была слишком занята и не могла подняться к ней, думаю, она с удовольствием выпьет еще.
Время отправления поезда неумолимо приближало разлуку с прекрасным, любимым Хелстоном. Наступило следующее утро. Они уезжали. В последний раз они видели длинный приземистый дом, наполовину увитый китайской розой и пиракантусом. Теперь он казался еще уютнее, чем прежде, в лучах утреннего солнца, которое отражалось в окнах любимых комнат. Они уселись в экипаж, направлявшийся из Саутгемптона до железнодорожной станции, и уехали, чтобы больше не вернуться. С острой болью в сердце Маргарет старалась бросить последний взгляд на старую церковную башню, на миг мелькнувшую на повороте над волной зеленых деревьев. Мистер Хейл тоже вспомнил об этом, и она молча признала, что у него больше прав смотреть в окно, провожая глазами эту башню. Маргарет откинулась назад и закрыла глаза, слезы на мгновение повисли, сверкая, на темных ресницах, прежде чем незаметно скатиться по щекам.
Они остановились на ночь в Лондоне в каком-то скромном отеле. Бедная миссис Хейл проплакала в пути почти весь день, а Диксон выказывала свое сожаление, ворча и постоянно одергивая свои юбки якобы для того, чтобы защитить их от случайных прикосновений рассеянного мистера Хейла, которого она считала источником всех несчастий.
Они проходили по хорошо знакомым улицам, мимо домов, которые так часто посещали, мимо магазинов, в которых Маргарет слишком нетерпеливо, по мнению тети, ожидала, пока та примет какие-то важные решения. Утро казалось им бесконечно долгим, и они чувствовали, что давно пора отдохнуть, хотя на улицах Лондона царили обычное оживление и суматоха. Миссис Хейл давно не была в Лондоне, она пробудилась и, подобно ребенку, восхищалась витринами магазинов и экипажами.
— О, это магазин Харрисона, где я купила так много вещей к своей свадьбе. Боже! Как все изменилось! У них огромные зеркальные окна, больше, чем у Кроуфорда в Саутгемптоне. О, и там, скажу я вам… нет, это не… да, это… Маргарет, мы только что прошли мимо мистера Генри Леннокса. Интересно, куда он направляется?
Маргарет шагнула вперед и так же быстро отступила назад, улыбаясь такому своему движению. Находясь всего в сотне ярдов от них, мистер Леннокс казался ей отголоском Хелстона, он ассоциировался с солнечным утром, богатым событиями днем, ей захотелось увидеть его, не будучи замеченной им и не вступая в разговор.
Вечер, проведенный в гостиничной комнате, был длинным и тяжелым. Мистер Хейл пошел к книжную лавку и заодно хотел повидать кое-кого из друзей. Все люди, которых они встречали в отеле или на улице, торопились по каким-то своим делам, ожидали кого-то или спешили к кому-то, кто их ожидал. Лишь Хейлы казались чужаками, лишенными друзей, всеми покинутыми. Маргарет были хорошо знакомы несколько семей, живущих совсем рядом с отелем, там она и ее мать могли бы быть приняты ради самой Маргарет или ради ее тети Шоу, если бы они приехали поделиться радостью или просто узнать о новостях. Но сейчас, когда они привезли с собой в Лондон тревогу и боль, они вряд ли стали бы желанными гостями в домах хоть и добрых знакомых, но все же не друзей. Лондонская жизнь была слишком суматошной и полной, чтобы в ней нашлось место даже для часа глубокого молчания и сочувствия, которое показали друзья Иова, когда «они сидели с ним на земле семь дней и семь ночей, и никто не сказал ему ни слова, потому что они видели, сколь велика была его скорбь».
ГЛАВА VII
НОВЫЕ МЕСТА И НОВЫЕ ЛИЦА
Туман заслоняет солнце,
Закопченные карликовые дома
Видим мы повсюду.
Мэтью Арнольд
На следующий день примерно в двадцати милях от Милтона они пересели на маленькую железнодорожную ветку, ведущую в Хестон. В городке была только одна длинная и широкая улица, идущая параллельно побережью. Хестон так же отличался от маленьких курортных городков на юге Англии, как те от курортов на континенте. Используя шотландское выражение, все здесь было устроено «по-деловому». В повозках было больше деталей, сделанных из железа, в конской упряжи — меньше дерева и кожи, а люди на улицах, хоть и наслаждались отдыхом, выглядели озабоченными и поглощенными делами. В городе господствовали унылые цвета — более практичные, но не такие веселые и приятные. Даже батраки не носили здесь рабочих халатов, поскольку они стесняли движения и часто попадали в механизмы. На юге Англии лавочники в отсутствие покупателей отдыхали у дверей, наслаждаясь свежим воздухом и разглядывая прохожих. Здесь, если у них было свободное время, они сразу же находили себе занятие в магазине, хотя бы, как заметила Маргарет, бесцельно разворачивали и сворачивали ленты. Все эти отличия поразили воображение Маргарет, когда они с миссис Хейл отправились на следующее утро подыскивать временное жилье.
