ГЛАВА XIV
МЯТЕЖ
Я привыкла спать ночами сладко, как дитя,
Но теперь, если резко подует ветер, я вздрагиваю
И думаю о моем бедном мальчике, которого качает
В бурном море. И тогда мне кажется,
Я чувствую, как бессердечно было забрать его от меня
За такой небольшой проступок.
Саути
В эти дни Маргарет радовало лишь то, что между ней и матерью установились более нежные и доверительные отношения, чем в детстве. Миссис Хейл стала относиться к дочери как к близкой подруге, именно об этом Маргарет всегда мечтала, завидуя Диксон, которой миссис Хейл поверяла все свои мысли и тревоги. Маргарет старалась выполнить любые просьбы матери, даже если они казались ей пустяковыми. Она сердилась не больше, чем слон, который, посадив крохотную занозу, покорно поднимает ногу по приказу погонщика. И Маргарет вскоре получила награду за свое терпение.
Однажды вечером, когда мистера Хейла не было дома, миссис Хейл заговорила с дочерью о ее брате Фредерике. Именно о нем Маргарет всегда так мечтала расспросить мать, но робость побеждала ее природную прямоту. Чем больше она стремилась узнать о нем, тем сложнее ей было начать разговор.
— О Маргарет, прошлой ночью было так ветрено! Ветер завывал даже в камине у нас в комнате! Я не могла уснуть. Я совсем не могу спать при таком ужасном ветре. Я привыкла не спать, когда бедный Фредерик был в море. И теперь, если я не сразу проснулась из-за ветра, я вижу во сне, как его корабль в бурном море окружают волны, огромные, прозрачные, как зеленое стекло, просто водяные стены с каждой стороны, они намного выше мачт и закручиваются над кораблем этой ужасной, злой белой пеной, будто кольца гигантской змеи. Это старый сон, но он всегда возвращается ветреными ночами, я просыпаюсь и сижу, цепенея от ужаса, в своей постели. Бедный Фредерик! Сейчас он на суше, поэтому ветер не может причинить ему вреда, пусть даже ветер будет настолько силен, что сломает эти высокие трубы.
— Где сейчас Фредерик, мама? Наши письма адресованы господам Барбур в Кадисе, это я знаю, но где он сам?
— Я не помню названия места, но он изменил фамилию. Ты должна запомнить это, Маргарет. Помечай «Ф. Д.» в уголке каждого письма. Он взял фамилию Диккенсон. Я бы хотела, чтобы он взял фамилию Бересфорд, на которую он имеет право, но твой отец решил, что не стоит. Его могут узнать, ты понимаешь, если он назовется моим именем.
— Мама, — сказала Маргарет, — я была у тети Шоу, когда все случилось. И думаю, из-за того, что я тогда была слишком маленькой, мы не могли поговорить откровенно. Но теперь мне хотелось бы знать, если можно… если тебе не будет больно говорить об этом.
— Боль! Нет, — ответила миссис Хейл, ее щеки вспыхнули. — Мне больно думать, что я больше никогда не увижу моего дорогого мальчика. Но он поступил правильно, Маргарет. Они могут говорить все, что угодно, но у меня есть его собственные письма, и я поверю ему, моему сыну, охотнее, чем любому военному трибуналу. Подойди к моему японскому шкафчику, дорогая, и во втором ящике слева ты найдешь пачку писем.
Маргарет выполнила просьбу. Там были желтые, испорченные морской водой листки, с тем особенным запахом, которым пропитаны письма моряков. Маргарет принесла их матери, та развязала шелковую ленточку дрожащими пальцами и, сверив даты, дала Маргарет прочитать их, поспешно и взволнованно пересказывая их содержание еще до того, как дочь успела пробежать глазами страницу.
— Ты видишь, Маргарет, они с самого начала невзлюбили этого капитана Рейда. Он был вторым лейтенантом на их корабле, «Орионе», на котором Фредерик плавал тогда. Бедняжка, как он был хорош в своей форме гардемарина, с кортиком в руке, он разрезал им все газеты, будто это был нож для бумаги! Но этот мистер Рейд просто возненавидел нашего Фредерика. А потом… подожди! Эти письма он писал с борта «Расселла». Когда его назначили на этот корабль, он обнаружил в команде своего старого врага, капитана Рейда, и был готов терпеливо сносить его придирки. Посмотри! Вот это письмо. Прочти его, Маргарет. Где он говорит это… стой!.. «Мой отец может быть уверен во мне, я снесу с надлежащим терпением все, что один офицер и джентльмен может стерпеть от другого. Но, зная о прошлом моего нынешнего капитана, я признаю, что с опасением ожидаю, что его жестокость даст о себе знать и на борту „Расселла“». Ты видишь, он обещал сносить все терпеливо, и я знаю, он так и делал, потому что он был самым добрым и покладистым мальчиком, когда его не сердили. Это то письмо, где он рассказывает о капитане Рейде — о том, как он разозлился на свою команду, потому что те не так быстро ставили паруса, как команда «Мстителя»? Видишь, он рассказывает, что у них на борту «Расселла» было много новичков, в то время как «Мститель» находился почти три года в порту и командиры ничего не делали, а только муштровали своих людей, заставляя их бегать вверх и вниз по снастям, подобно крысам или обезьянам.
Маргарет медленно читала письмо, наполовину неразборчивое из-за выцветших чернил. Это могло быть… возможно, это и было… обвинение капитана Рейда в излишней жестокости, может намного преувеличенное рассказчиком, который написал его, еще не остыв от ссоры. Несколько моряков находились наверху на снастях марселя, капитан приказал им спуститься наперегонки вниз, угрожая тому, кто спустится последним, плеткой-девятихвосткой. Фредерик стоял на дальнем конце балки и понял, что не сможет обогнать своих товарищей, но все же, опасаясь бесчестья, отчаянно бросился вниз, не смог перехватить веревку, сорвался и упал на палубу без чувств. Он пришел в себя спустя несколько часов; возмущение команды корабля достигло предела, когда молодой Хейл писал эти строки.
— Но мы еще долго не могли получить это письмо, очень долго, и получили его уже после того, как услышали о мятеже. Бедный Фред! Надеюсь, ему стало хоть немного легче, когда он написал нам, хотя он и не знал, как отправить его, бедняга! А потом, то есть задолго до того, как письмо Фреда дошло до нас, мы увидели сообщение в газетах о жестоком мятеже, вспыхнувшем на борту «Расселла», и о том, что мятежники захватили корабль и стали пиратами. И что капитан Рейд был посажен в лодку и брошен на произвол судьбы, с ним находилось еще несколько офицеров, их позднее подобрал пароход из Вест-Индии. О Маргарет! Мы с твоим отцом обезумели от горя, увидев список спасенных, в котором не было имени Фредерика Хейла. Мы подумали, что произошла какая-то ошибка, потому что бедный Фред был таким хорошим мальчиком, только, возможно, чересчур вспыльчивым. И мы надеялись, что они напечатали «Халл» вместо «Хейл», газеты так небрежны. И на следующий день к тому времени, как привозят почту, папа отправился в Саутгемптон получить газеты. Я не могла оставаться дома, поэтому пошла встретить его. Он опаздывал, очень сильно опаздывал. Я села у изгороди и стала ждать его. Наконец он появился с поникшей головой и ступал так тяжело, как будто каждый шаг давался ему с трудом. Маргарет, теперь я понимаю его.
— Не продолжай, мама. Я все понимаю, — сказала Маргарет, наклоняясь к матери и с нежностью целуя ей руку.
— Нет, ты не понимаешь, Маргарет. Никто не поймет, кто не видел его тогда. Я едва могла подняться и встретить его… Все, казалось, закружилось вокруг меня. И когда я подошла к нему, он ничего не сказал и, казалось, удивился, увидев меня там, в трех милях от дома, возле Олдемского бука. Он взял мою руку в свою и гладил ее, как будто хотел успокоить меня, чтобы я мужественно встретила тяжелый удар. Но я задрожала так, что не могла говорить, и он обнял меня и, прижав свою голову к моей, начал раскачиваться и плакать и тихо, едва слышно стонать, а я стояла смирно и только просила рассказать мне, что он узнал. А потом он резко дернул рукой, как будто кто-то двигал ею против его воли, и протянул мне эту мерзкую газету, которая называла нашего Фредерика «отъявленным негодяем» и «подлым и неблагодарным предателем». О, чего только они не наговорили! Я разорвала газету на мелкие кусочки… О, поверь, Маргарет, я бы порвала ее зубами. Я не плакала. Я не могла. Мои щеки горели как в огне, и мои глаза жгло огнем. Я заметила, что твой отец серьезно смотрит на меня. Я сказала, что это все ложь, и так оно и было. Месяцы спустя пришло это письмо, и ты видишь, что Фредерик не виновен ни в чем. Все случилось не из-за него, а из-за этого капитана Рейда. И, ты видишь, большинство матросов поддержали Фредерика… И, Маргарет, — продолжала она после паузы слабым, дрожащим, измученным голосом, — я даже рада этому… Я горжусь, что Фредерик воспротивился несправедливости, он был не просто хорошим офицером, он сделал больше…
