— Не надо насилия! Он один, а вас много. — Но ее слова едва ли кто-то услышал, она словно мгновенно лишилась голоса от волнения и могла лишь еле слышно шептать.
Мистер Торнтон шагнул в сторону и выступил вперед: он не мог никому позволить встать между ним и опасностью.
— Уходите! — сказала она еще раз (теперь в ее голосе слышалась мольба). — Солдаты уже едут. Идите с миром. Уходите. Все ваши жалобы будут удовлетворены.
— Пусть он уберет своих мерзких ирландцев! — с угрозой в голосе крикнул кто-то из толпы.
— По вашему требованию — никогда! — ответил Торнтон.
И мгновенно разразилась буря. Новые выкрики заполнили воздух, но Маргарет не слышала их. Она наблюдала за группой парней, которые заранее вооружились тяжелыми башмаками. Она увидела их движения, она поняла, что это значит, она поняла, что они хотят сделать. В следующее мгновение они обрушат свои «снаряды» на мистера Торнтона, которого она заставила выйти на это опасное место. Маргарет думала теперь только о том, как спасти его. Она обвила руками его шею и встала так, чтобы защитить его своим телом. Он попытался стряхнуть ее руки.
— Уходите, — сказал он низким голосом. — Это не место для вас.
— Нет! — ответила она. — Вы не видели того, что видела я!
Если Маргарет думала, что ее пол послужит ей защитой, если наивно полагала, что стоит ей зажмурить глаза, и безумная ярость этих людей просто перестанет существовать, прежде чем она снова на них посмотрит, они уже затихнут, одумаются, крадучись разойдутся по домам, — она ошибалась. Их уже ничто не могло остановить, по крайней мере некоторые из них зашли слишком далеко. Те, кто возглавляет бунты, всегда исполнены жестокости и безрассудства и, не задумываясь, способны пролить чужую кровь. Башмак просвистел в воздухе. Маргарет, словно загипнотизированная, проследила за его полетом — он не попал в цель. Маргарет побелела от страха, но не сдвинулась с места, только уткнулась лицом в плечо мистера Торнтона. Затем повернулась к толпе и снова заговорила:
— Ради бога! Не отягощайте своей совести насилием. Вы не ведаете, что творите. — Она пыталась говорить отчетливо.
Острый булыжник пролетел рядом с ней, оцарапав лоб и щеку. У Маргарет потемнело в глазах. Как подкошенная она упала на руки мистера Торнтона. Он поддерживал ее одной рукой.
— Ну что, добились своего?! — крикнул он. — Вы пришли причинить вред невинным людям. Вас сотни — и вы напали на одного человека! А когда женщина вышла к вам и просила вас образумиться ради вашего же спасения, вы обрушили свой гнев на нее. Вы добились своего!
Они молчали, пока он говорил. Они смотрели, широко раскрыв глаза и разинув рты. Тонкая струйка темно-красной крови словно отрезвила их. Те, кто стоял близко у ворот, выскользнули, словно пристыженные дети. Толпа зашевелилась, отступая. Только кто-то один выкрикнул:
— Камень предназначался тебе, но ты спрятался за женщину!
Мистер Торнтон задрожал от ярости. Кровь привела Маргарет в чувство, хотя ее сознание так и не прояснилось. Он осторожно усадил ее на ступеньки, прислонив головой к стене.
— Отдохнете здесь? — спросил он. Не дожидаясь ее ответа, он медленно спустился прямо в середину толпы. — Теперь убейте меня, если вы пришли сюда за этим. Здесь нет женщины, чтобы заслонить меня. Вы можете забить меня до смерти, но вы никогда не заставите меня отменить мое решение, только не вы! — Он стоял среди них, скрестив руки, как стоял до того на ступенях.
Но толпа уже начала отступление в сторону ворот, такое же стихийное, необдуманное и бессознательное, как и внезапно охватившая ее перед тем ярость. А может, людей заставила отступить мысль о приближении солдат или, может, вид запрокинутого девичьего лица — бледного, спокойного и неподвижного, будто мраморного, по которому катились слезы из-под длинных сомкнутых ресниц. А из раны тяжелыми и медленными каплями стекала темная кровь. Даже самые отчаянные вроде Баучера отступали, спотыкались, глухо ворчали — и наконец ушли, посылая проклятия хозяину, который стоял, не изменив позы, и смотрел на их отступление с презрением. В тот момент, когда отступление превратилось в бегство (а к этому все и шло), он бросился по ступенькам к Маргарет.
Она попыталась подняться без его помощи.
— Ничего, — сказала она со слабой улыбкой. — Кожа поцарапана, и меня оглушило на мгновение. О, я так рада, что они ушли! — И она заплакала, не сдерживаясь.
Он не стал утешать ее. Его гнев не прошел, напротив, он еще больше разозлился, когда понял, что непосредственная угроза миновала. Солдаты опоздали на пять минут и не дали толпе почувствовать силу власти и закона. Он только надеялся, что, увидев войска, они сообразят, чего едва избежали. Пока он размышлял об этом, Маргарет, держась за дверную стойку, попыталась подняться, но в глазах у нее потемнело, и он подоспел как раз вовремя, чтобы подхватить ее на руки.
— Мама! Мама! — закричал он. — Спускайтесь, они уже ушли, и мисс Хейл ранена! — Он внес ее в гостиную, осторожно положил на диван и вгляделся в ее побледневшее лицо. Осознание того, что она для него значит, обрушилось на него с такой мучительной силой, что заставило его воскликнуть: — О моя Маргарет… моя Маргарет! Никто не знает, что ты для меня значишь! Бледная, словно мертвая, ты лежишь здесь… ты… единственная женщина, которую я любил! О Маргарет… Маргарет!
Он стоял на коленях возле нее, и его невнятная речь больше походила на стон, но все же Торнтон устыдился самого себя и вскочил на ноги, когда вошла его мать. Она ничего не заметила, кроме того что сын был немного бледнее и суровее, чем обычно.
— Мисс Хейл ранена, мама. Камень оцарапал ей висок. Боюсь, она потеряла много крови.
— Она тяжело ранена, я бы приняла ее за мертвую, — ответила миссис Торнтон, всерьез встревожась.
— Это только обморок. Она уже со мной разговаривала. — Пока он говорил, казалось, что вся кровь из его тела прилила к сердцу, он весь дрожал.
— Иди и позови Джейн, она принесет то, что мне необходимо. А сам отправляйся к своим ирландцам, они кричат и плачут, будто напуганы до смерти.
Он ушел. Он ушел, чувствуя, что каждый шаг, который уводит его от нее, дается ему с трудом, будто ноги налились свинцом. Он позвал Джейн и свою сестру. Маргарет должна получить всю женскую заботу и внимание. Но каждый удар сердца напоминал ему, как она пришла и встала между ним и опасностью. Сделала ли она это ради его спасения? Тогда он отстранил ее и говорил с ней грубо, потому что считал, что она подвергает себя ненужной опасности. Торнтон шел к ирландцам, трепеща при мысли о ней. Он не знал, что им сказать, чтобы утешить и успокоить. Ирландцы заявили, что они не останутся, и потребовали отправить их назад.
И ему пришлось думать, говорить, убеждать.
Миссис Торнтон протерла виски Маргарет одеколоном. Когда спирт попал на рану, которой до того ни миссис Торнтон, ни Джейн не заметили, Маргарет открыла глаза. Но было очевидно, что она не понимает ни где находится, ни кто они. Темные круги под глазами увеличились, губы сомкнулись, и она снова потеряла сознание.
