Миссис Торнтон и ее сын больше не упоминали имя Маргарет. Они вернулись к своей обычной манере разговора — говорили о фактах, не касаясь чувств. Их голоса и тон разговора были спокойными и равнодушными. Незнакомец, случайно услышавший их, подумал бы, что он никогда не видел такого холодного безразличия в обращении между матерью и сыном.
ГЛАВА XXVII
НАТЮРМОРТ С ФРУКТАМИ
Всегда уместно и приятно все,
Что нам поднесено чистосердечно.
У. Шекспир. Сон в летнюю ночь
[24]
На следующий день мистер Торнтон вернулся к своим обязанностям. Из-за забастовки возник спрос на готовые товары, и это позволило мистеру Торнтону заключить выгодную сделку. Он управился с делами к назначенному часу, не опоздал на встречу со своими коллегами-магистратами и, используя свой здравый смысл и умение оценивать обстановку с первого взгляда, сделал все для того, чтобы они пришли к быстрому решению. Опытные люди, давно жившие в Милтоне, — люди состоятельные, покупавшие на полученную прибыль землю, в то время как мистер Торнтон вкладывал весь свой капитал в торговлю, — обратились к нему за поддержкой и мудрым решением. Ему единственному доверили встретиться и договориться с полицией. Это невольное уважение заботило его не больше, чем слабый западный ветер, что едва отклоняет в сторону дым, идущий из огромных труб. Мистер Торнтон даже не догадывался об их молчаливом уважении. А случись ему догадаться, он расценил бы его как помеху на пути к поставленной цели. Он лишь заботился о том, чтобы задуманное поскорее было выполнено. И только его мать жадно слушала жен магистратов и богатых торговцев, ей нравилось узнавать, какого высокого мнения о мистере Торнтоне был тот или иной господин, нравилось слушать, что, если бы не вмешательство ее сына, ничего путного бы не вышло.
Итак, в тот день мистер Торнтон разобрался со всеми своими делами. Казалось, будто глубокое разочарование, испытанное им вчера, и долгая бесцельная прогулка прогнали весь любовный дурман из его головы. Он вновь почувствовал свою силу и наслаждался этим ощущением. Он мог почти не обращать внимания на свое сердце. Если бы он знал, он бы спел песню мельника, который жил у реки Ди:
[25]
Я никого не люблю…
Никто не любит меня.
Ему предъявили доказательства вины Баучера и других зачинщиков бунта, обвинить троих других в тайном сговоре не удалось. Но он настоял, чтобы полиция оставалась наготове. Рука правосудия должна нанести быстрый удар, как только вина зачинщиков будет доказана. Покинув жаркое и душное помещение городского суда, он вышел на свежий воздух. На улице было по-прежнему знойно. И, окунувшись в это жаркое марево, мистер Торнтон сразу упал духом — он вдруг ослабел настолько, что не смог контролировать свои мысли. И они вновь вернулись к Маргарет — он вспомнил не события вчерашнего дня, когда получил отказ, а как она пришла в их дом в день бунта. Он шел по запруженным улицам, лавируя между людьми, но не видя их, почти до боли желая повторения того единственного мгновения, того короткого мига, когда она обнимала его, а их сердца бились рядом.
— Ну, мистер Торнтон, вы встречаете меня довольно прохладно, должен вам сказать. Как миссис Торнтон? Не пугаетесь такой погоды? Честно говоря, нам, докторам, такая погода не нравится!
— Простите, доктор Дональдсон. Я не заметил вас. Моя мать чувствует себя хорошо, спасибо. День прекрасный и, надеюсь, подходит для сбора урожая. Если пшеница уродилась, следующий год будет хорош для торговли, что бы вы, доктора, ни говорили.
— Да, да. Каждый сам за себя. У вас — плохая погода или плохие времена, у меня — хорошие. Когда торговля плохая, вы, жители Милтона, начинаете тревожиться о здоровье и чаще думать о смерти.
— Только не я, доктор. Я сделан из железа. Даже известие о том, что я не смогу выплатить долг, не изменит частоту моего пульса. Эта забастовка, которая затронула меня больше, чем любого другого в Милтоне, — больше, чем Хэмпера, — никогда не лишит меня аппетита. Ищите пациента где-нибудь еще, доктор.
— Между прочим, вы рекомендовали мне хорошую пациентку. Бедная женщина! Я полагаю, что миссис Хейл — той даме из Крэмптона, вы знаете — осталось недолго жить. У меня никогда не было надежды, что лечение поможет, я уже говорил вам. Но я навестил ее сегодня и думаю, что ей стало хуже.
Мистер Торнтон молчал. На мгновение пульс, которым он так недавно хвастался, подвел его.
— Я могу что-нибудь сделать, доктор? — спросил он изменившимся голосом. — Вы знаете… они ведь не богаты. Ей требуются какие-нибудь удобства или деликатесы?
— Нет, — ответил доктор, покачав головой. — Правда, она все время просит фруктов. У нее не спадает жар. Груша-скороспелка отлично подошла бы, ее полно на рынке.
— Вы, конечно, скажете мне, если я что-то смогу сделать, — ответил мистер Торнтон. — Я полагаюсь на вас.
— О! Не бойтесь! Я не буду беречь ваш кошелек. Я знаю, насколько он глубок. Если бы вы так же могли предоставить мне полную свободу в отношении всех моих пациентов и выполнении всех их желаний…
Обычно у мистера Торнтона не было склонности к щедрости или филантропии. Не многие поверили бы в то, что он способен на сильные чувства. Но, едва расставшись с доктором, он зашел в первый же фруктовый магазин в Милтоне и выбрал гроздь фиолетового винограда с самыми крупными ягодами, самые спелые персики, самые свежие виноградные листья. Продавец уложил фрукты в корзину и спросил:
— Куда нам отправить их, сэр?
Ответа не последовало.
— На фабрику Мальборо, я полагаю, сэр?
— Нет! — ответил мистер Торнтон. — Дайте мне корзину. Я сам отнесу ее.
Ему пришлось пройти через самую оживленную часть города, где было много женских магазинов. Многие молодые дамы, знакомые с ним, оборачивались ему вслед, удивляясь, что он сам несет свою ношу, как простой носильщик или посыльный.
Он думал: «Меня не испугает этот поступок, как пугали мысли о ней. Я просто хочу принести фрукты бедной матери — это мое право. Она никогда не будет презирать меня за поступки, которые мне приятны. Забавно, в самом деле, если я испугаюсь надменной красавицы и не смогу проявить доброту к человеку, который мне нравится. Я сделаю это ради мистера Хейла. Я сделаю это, не считаясь с ней».
Мистер Торнтон шел необычно быстро и скоро оказался в Крэмптоне. Он поднялся по лестнице через две ступеньки и прошел в гостиную прежде, чем Диксон успела доложить о его приходе. Его лицо раскраснелось, а взгляд выражал искреннюю озабоченность. Миссис Хейл лежала на диване, страдая от лихорадки. Мистер Хейл читал вслух. Маргарет шила на низеньком стульчике возле матери. При этой встрече ее сердце затрепетало, а его — нет. Он едва обратил на нее внимание, едва заметил мистера Хейла. Он подошел с корзиной прямо к миссис Хейл и сказал тем мягким и нежным голосом, который звучит так трогательно, когда им говорит сильный и здоровый человек, обращаясь к немощному больному:
