— Я встретил доктора Дональдсона, мэм, и он сказал, что фрукты полезны вам. Я взял на себя смелость… большую смелость принести вам то, что показалось мне прекрасным.
Миссис Хейл была очень удивлена, очень растрогана и вся дрожала. Мистер Хейл в нескольких словах выразил глубокую благодарность.
— Принеси тарелку, Маргарет, корзину… что-нибудь.
Маргарет встала у стола, боясь пошевелиться или промолвить хоть слово и тем самым выдать перед мистером Торнтоном свое присутствие в комнате. Она полагала, что они оба при встрече будут чувствовать себя неловко. И надеялась, что, поскольку она сначала сидела на низком стульчике, а теперь стоит за спиной отца, мистер Торнтон в спешке мог ее не заметить. Как будто все это время он не знал о ее присутствии, хотя и не взглянул на нее ни разу?!
— Я должен идти, — сказал он. — Я не могу остаться. Надеюсь, вы простите мне мою смелость, мои грубые манеры, боюсь, слишком грубые. Но в следующий раз я буду более воспитанным. Вы позволите мне снова принести вам фрукты, если увижу что-то замечательное? Всего хорошего, мистер Хейл. До свидания, мэм.
Он ушел. Ни одного слова он не сказал Маргарет, ни разу не посмотрел на нее. Она поверила в то, что он не заметил ее. Она вышла за тарелкой в молчании, а затем выложила фрукты, нежно касаясь их кончиками тонких пальцев. С его стороны было любезно принести их, несмотря на то что произошло вчера.
— О, они просто восхитительные! — слабым голосом сказала миссис Хейл. — Как любезно с его стороны подумать обо мне! Маргарет, дорогая, попробуй этот виноград! Разве не мило с его стороны?
— Да! — тихо ответила Маргарет.
— Маргарет! — капризно сказала миссис Хейл. — Тебе не нравится все, что делает мистер Торнтон. Я никогда не видела такого предубеждения.
Мистер Хейл очистил персик для жены и, разрезая его на маленькие кусочки, сказал:
— Если бы у меня были какие-то предубеждения, то такой щедрый подарок развеял бы их. Я не пробовал таких фруктов даже в Хэмпшире, с тех пор как был мальчиком. А для мальчиков, я полагаю, все фрукты хороши. Я помню, с каким удовольствием я ел терновые ягоды и дикие яблоки. Ты помнишь матовые кусты смородины, Маргарет, на углу у западной стены в саду?
Разве она могла забыть? Разве она не помнит каждое пятно на старой каменной стене, серо-желтый лишайник, что разметил ее, как карту, маленькую герань, что выросла в расщелине? Она была потрясена событиями последних двух дней. Вся ее жизнь сейчас была испытанием силы духа, и почему-то эти небрежные слова отца, оживившие воспоминания о солнечном прошлом, заставили ее вздрогнуть и уронить шитье на пол. Маргарет поспешно вышла из комнаты и ушла в свою маленькую комнатку. Она едва сдержала душившие ее рыдания, заметив Диксон, которая стояла возле комода и, очевидно, что-то там искала.
— Господи, мисс! Как вы меня напугали! Миссис не стало хуже, правда? Что-нибудь случилось?
— Нет, ничего. Как же я глупа, Диксон, принеси мне стакан воды. Что ты ищешь? Я храню свои муслиновые платья в этом ящике.
Диксон ничего не ответила, а продолжала искать. Запах лаванды распространился по комнате.
Наконец Диксон нашла то, что хотела. Маргарет так и не увидела, что это было. Диксон повернулась к ней и сказала:
— Мне не хочется говорить вам то, что я хотела сказать, с вас и так достаточно переживаний, и я знаю, вы будете беспокоиться. Мне хотелось утаить это от вас до ночи, может быть, или до лучших времен.
— Что случилось? Прошу, расскажи мне, Диксон, немедленно.
— Та девушка, которую вы навещали… Хиггинс, я имею в виду.
— Ну?
— Она умерла этим утром, и ее сестра здесь, пришла со странной просьбой. Кажется, та девушка, что умерла, хотела быть похороненной в чем-то из ваших вещей. И ее сестра пришла попросить об этом. Я пришла поискать ночной чепчик, который было бы не жалко отдать.
— О, позволь мне поискать, — заливаясь слезами, ответила Маргарет. — Бедная Бесси! Я не думала, что больше не увижу ее.
— Ну и еще кое-что. Эта девушка внизу хотела, чтобы я спросила вас, не захотите ли вы повидать ее.
— Но она мертва! — бледнея, сказала Маргарет. — Я никогда не видела мертвых. Нет! Я не смогу.
— Я бы никогда вас не спросила, если бы вы не вошли. Я сказала ей, что вы не пойдете.
— Я спущусь и поговорю с ней, — сказала Маргарет, боясь, как бы грубые манеры Диксон не обидели бедную девушку.
Поэтому, прихватив чепчик, она прошла на кухню. Лицо Мэри распухло от слез, и она снова заплакала, увидев Маргарет.
— О мэм, она любила вас, она любила вас в самом деле! — И продолжительное время Маргарет не могла добиться от нее ничего другого.
Наконец ее сочувствие и ворчание Диксон заставили Мэри все рассказать. Николас Хиггинс ушел из дому утром, оставив Бесси в том же состоянии, что и прежде. Но через час ей стало хуже. Какая-то соседка прибежала туда, где работала Мэри. Они не знали, где найти отца. Мэри пришла домой за несколько минут до смерти сестры.
— День или два назад она настаивала, чтобы ее похоронили в чем-то вашем. Она никогда не уставала говорить с вами. Она обычно говорила, что вы — самое прекрасное создание, которое ей доводилось видеть. Она искренне вас любила, ее последние слова были: «Передай ей мой нежный поклон и не позволяй отцу пить». Вы пойдете и повидаете ее, мэм. Она бы посчитала это большой любезностью, я знаю.
Маргарет немного помедлила с ответом.
— Да, возможно, я смогу. Да, я пойду. Я приду до чая. Но где твой отец, Мэри?
Мэри покачала головой и поднялась, чтобы уйти.
— Мисс Хейл, — сказала Диксон тихо, — стоит ли идти к этой бедной девушке? Я бы ни слова не сказала против, если бы это принесло пользу девочке. И я не возражала бы против того, чтобы пойти самой, если бы это обрадовало ее. Эти простолюдины считают, что покойным нужно оказать уважение. Послушай, — сказала она, резко повернувшись к Мэри, — я пойду и повидаю твою сестру. Мисс Хейл занята, она не может пойти, даже если хочет.
Девушка тоскливо посмотрела на Маргарет. Приход Диксон, может быть, и любезность, но это не одно и то же для бедной Мэри, которая еще при жизни Бесси ревновала к тем близким отношениям, которые связывали ее сестру и эту молодую леди.
— Нет, Диксон! — решительно сказала Маргарет. — Я пойду. Мэри, мы увидимся днем. — И, боясь, что может передумать, она вышла из кухни.
ГЛАВА XXVIII
УТЕШЕНИЕ В ГОРЕ
Через страдания к блаженству! И пусть душе твоей
Без счета испытания жестокие выпадают,
Радуйся! Радуйся! Ибо близок конец страданий,
И ты воссядешь одесную Христа.
Людвиг Козегартен
Да, истина, что в счастье мы сильны и нам не нужен Бог.