Никогда еще мистер Торнтон не был так раздражителен. Он стал резок и немногословен, а порою откровенно груб со всеми, кто обращался к нему. Осознав это, он был задет. Нет уж, он всегда гордился своим самообладанием и сумеет сохранить его и впредь. Поэтому он обуздывал свою раздражительность и вел себя сдержанно, но обуздать терзавшие его мысли он не мог, и положение все усугублялось. Дома он стал более молчаливым, а вечерами обычно ходил взад и вперед по комнате, что весьма рассердило бы его мать, если бы так вел себя кто-то другой. Но она не склонна была проявлять снисхождение даже к любимому сыну.
— Может, ты прекратишь метаться? Присядь на минуту. Мне нужно кое-что сказать тебе.
Он послушно уселся на стул возле стены.
— Я хочу поговорить с тобой о Бетси. Она хочет уйти от нас, потому что смерть любимого так потрясла ее, что она не может работать так же прилежно, как раньше.
— Прекрасно. Я полагаю, другие кухарки справятся не хуже.
— Чего еще ждать от мужчины! Я ведь переживаю не из-за того, что она хорошо готовит, а из-за того, что она давно в нашем доме и прекрасно знает весь уклад. Кстати, она рассказала мне кое-что о твоем друге мисс Хейл.
— Мисс Хейл мне не друг. Мой друг — мистер Хейл.
— Рада это слышать, потому что, будь она твоим другом, тебя встревожило бы то, о чем рассказала Бетси.
— Расскажи мне, — сказал он безразличным тоном, каким разговаривал в последнее время.
— Бетси говорит, что той ночью, когда ее возлюбленный… Я забыла его имя — она всегда называла его «он»…
— Леонардс.
— Той ночью, когда Леонардса в последний раз видели на станции, когда он в последний раз был на смене, мисс Хейл была там, прогуливалась с молодым человеком, который, как полагает Бетси, убил Леонардса, ударив его или толкнув.
— Леонардс умер не от удара или толчка.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что я спрашивал хирурга в лазарете. Он рассказал мне, что у Леонардса было запущенное заболевание внутренних органов, вызванное неумеренным пьянством. Хирург не мог сказать с определенностью, был ли последний приступ вызван излишней выпивкой или падением.
— Падением! Каким падением?
— Которое последовало от удара или толчка, о котором говорила Бетси.
— Его ударили или толкнули?
— Полагаю, что так.
— И кто это сделал?
— Следствия не было, поэтому я не могу сказать.
— Но мисс Хейл была там?
Он не ответил.
— С молодым мужчиной?
Мистер Торнтон опять промолчал. Наконец он сказал:
— Я сказал тебе, мама, расследования не было… Не было следствия. Я имею в виду, судебного расследования.
— Бетси говорит, что Вулмер — она его знает, он работает в бакалейной лавке в Крэмптоне — может поклясться, что мисс Хейл была на станции в тот час, прогуливалась туда-сюда с молодым мужчиной.
— Не понимаю, почему нас это должно волновать. Мисс Хейл вольна поступать так, как пожелает.
— Рада услышать это от тебя, — с чувством ответила миссис Торнтон. — Разумеется, это не имеет большого значения для нас, тем более для тебя — после всего случившегося. Но я… я обещала миссис Хейл, что не позволю ее дочери поступать неподобающим образом, и я не оставлю ее без совета и предостережения. Я непременно выскажу ей свое мнение о ее поведении.
— Не вижу ничего неподобающего в ее поведении в тот вечер, — сказал мистер Торнтон, вставая и подходя к матери.
Он остановился у камина, повернувшись лицом к стене.
— Тебе бы не понравилось, если бы Фанни увидели поздно вечером в уединенном месте с молодым мужчиной. Я уж не говорю о том, что ее мать тогда еще не похоронили. Тебе бы понравилось, если бы твою сестру застал в такой компании помощник бакалейщика?
— Во-первых, прошло не так уж много времени с тех пор, как я сам был помощником торговца мануфактурой, и то обстоятельство, что помощник бакалейщика заметил какой-то поступок, в моих глазах не меняет самого поступка. Во-вторых, между мисс Хейл и Фанни существует большая разница. Смею предположить, что у первой могли быть веские причины, вынудившие ее пренебречь условностями. Не думаю, что Фанни способна руководствоваться вескими причинами и вообще совершать самостоятельные поступки. Ей нужно, чтобы ее опекали. А мисс Хейл, я полагаю, в попечительстве не нуждается.
— Насчет твоей сестры верно подмечено! В самом деле, Джон, можно сказать, что мисс Хейл поспособствовала тому, чтобы ты стал более проницательным. Она вынудила тебя сделать ей предложение, бесстыдно выказав поддельное расположение к тебе, и в то же время поощряла того молодого мужчину, в чем я не сомневаюсь. Теперь мне все понятно. Я полагаю, ты ведь тоже считаешь, что он — ее возлюбленный…
С искаженным от муки лицом он повернулся к матери:
— Да, мама. Я верю, что он — ее возлюбленный.
Произнеся эти слова, он снова отвернулся, содрогаясь всем телом, как от невыносимой боли, и закрыл лицо рукой. И прежде чем она успела снова заговорить, резко обернулся:
— Мама, он — ее возлюбленный, кем бы он ни был. Но ей нужна помощь и совет женщины. Она может испытывать трудности или подвергаться соблазнам, о которых мне неизвестно. Но боюсь, что они есть. Я не хочу ничего знать о них. Но ты всегда была доброй… Да! Доброй и нежной матерью. Пойди к ней, завоюй ее доверие и подскажи ей, как лучше поступить. Я знаю, здесь что-то не так, должно быть, что-то терзает ее.
— Ради бога, Джон! — сказала миссис Торнтон, совершенно потрясенная. — Что ты имеешь в виду? О чем ты говоришь? Что тебе известно?
Он ничего не ответил.
— Джон! Я не знаю, что и подумать, пока ты не скажешь. Не может быть, что ты чем-то навредил ей.
— Не ей, мама! Я не смог бы навредить ей.
— Что ж! Ты не обязан говорить, если не считаешь нужным. Но такие недоговоренности часто губят женщин.
— Губят! Мама, ты не смеешь… — Он повернулся и пристально посмотрел на мать, его глаза сверкали. Затем, взяв себя в руки, он произнес: — Я не скажу больше того, что уже сказал, и это — правда, и я знаю, ты веришь мне. У меня есть основательная причина полагать, что мисс Хейл находится в затруднительном положении из-за своей преданности, которая — зная характер мисс Хейл, я в этом убежден — совершенно невинна и достойна уважения. Эту причину я не стану тебе называть. Если кто-то порочит ее и обвиняет в чем-то недостойном — это просто досужие выдумки. Ей необходим совет доброй и чуткой женщины. Ты обещала миссис Хейл!
— Нет! — ответила миссис Торнтон. — Я рада сказать, что не обещала проявлять доброту и чуткость, поскольку понимала, что это может оказаться выше моих сил по отношению к девушке с характером и манерами мисс Хейл. Я обещала только дать совет и наставление, которые бы дала собственной дочери. Я скажу ей то, что сказала бы Фанни, если бы она бродила с молодым человеком в сумерках. Я буду говорить, исходя из обстоятельств, известных мне, а не из каких-либо «основательных причин», которые ты мне не доверяешь. Итак, я выполню свое обещание и свой долг.
