– В самом деле, Джон?
– Точно. Я ему обеспечил два или три верняка на Доусон-стрит, то есть мы с Крофтоном. Между нами говоря, Крофтон, он так-то приличный малый, конечно, но только голоса собирать – в этом ему грош цена. Молчит как рыба, стоит и глазеет на людей, а я отдуваюсь.
Тут в комнату вошли двое. Один из них был очень толст, и его костюм синей саржи грозил свалиться с его покатой фигуры. У него было широкое лицо, по выражению сильно напоминавшее теленка, синие неподвижные глаза и седеющие усы. Другой был куда моложе и тоньше, и лицо его было худым и гладко выбритым. На нем был очень высокий двойной воротничок и шляпа-котелок с широкими полями.
– Привет, Крофтон! – сказал мистер Хенчи, обращаясь к толстяку. – Про волка речь…
– Так, а откуда тут выпивка? – спросил молодой. – Никак коровка отелилась?
– У Лайонса глаз, конечно, тут же на выпивку! – сказал О’Коннор со смехом.
– Это вы так собираете голоса, – сказал Лайонс, – пока мы с Крофтоном таскаемся по дождю, по холоду да обрабатываем народ?
– Да разрази ваши души, – парировал мистер Хенчи, – я в пять минут больше обработаю народа, чем вы с Крофтоном за неделю.
– Открой-ка пару бутылок, Джек, – сказал О’Коннор.
– Как же открыть-то? – отвечал тот. – Штопора у нас нет.
– Ха, погодите-ка! – сказал мистер Хенчи, живо поднявшись с места. – Показать вам небольшой фокус?
Он взял со стола две бутылки и, подойдя к огню, поставил их на каминную решетку.
Потом снова уселся у огня и отхлебнул из своей бутылки. Мистер Лайонс устроился на углу стола, сдвинув шляпу далеко на затылок, и принялся болтать ногами.
– Которая бутылка моя? – спросил он.
– Эта вот, – указал мистер Хенчи.
Мистер Крофтон уселся на какой-то ящик и устремил неподвижный взор на свою бутылку. Он не открывал рта по двум причинам. Первая, уже достаточно веская, заключалась в том, что ему было нечего сказать; другой же причиной было то, что он считал своих компаньонов ниже себя. Он был сборщиком голосов для консерватора Уилкинза, но, когда консерваторы сняли своего кандидата и, выбрав меньшее из двух зол, отдали поддержку националистам, он подрядился работать для мистера Тирни.
Вскоре раздалось извиняющееся «Пок!» – и из бутылки мистера Лайонса вылетела пробка. Лайонс соскочил со стола, подошел к камину, забрал бутылку и вернулся на место.
– А я как раз тут рассказываю, Крофтон, – сказал мистер Хенчи, – как мы сегодня заполучили недурную порцию голосов.
– И кого ж вы заполучили? – спросил Лайонс.
– Значит, во-первых, Паркса, во-вторых, Аткинсона, и еще я вдобавок обработал Уорда, с Доусон-стрит. Он, кстати, мировой мужик, этакий старый барин чистой воды, старый консерватор! «Но ведь, однако, кандидат ваш – националист?», это он мне. «Он уважаемый джентльмен», я ему. «Он стоит в поддержку всего, что идет на пользу страны. И он вносит изрядные суммы за недвижимость», это я дальше. «У него обширные домовладения в Дублине, у него три конторы, так что уж он-то прямо заинтересован в низких местных налогах! Он гражданин видный, почитаемый всеми», я значит нажимаю, «он Блюститель Закона о Бедных, и он не состоит ни в одной партии, ни в плохой, ни в хорошей и ни в средней». Вот как их надо обрабатывать.
– А как насчет адреса королю? – поинтересовался Лайонс, выпив и облизнув губы.
– Послушайте меня, – молвил мистер Хенчи. – Как я сказал старому Уорду, то, что нам надо для страны, это капитал. Приезд короля значит прежде всего приток монеты в страну. И граждане Дублина выиграют от этого. Поглядите, сколько фабрик стоят пустыми вдоль набережных! И прикиньте, какие деньги будут в стране, если мы снова запустим старые промыслы, старые заводы, верфи, эти самые фабрики. Капитал, требуется капитал.
– Но как же, Джон, – возразил О’Коннор, – неужели мы будем приветствовать английского короля? Ведь еще Парнелл…
– Парнелл умер, – молвил мистер Хенчи. – Сейчас я скажу вам, как я смотрю на это. Вот малый, который сел на престол, после того как мамаша его не подпускала туда до самых седых волос. Он знает жизнь, знает мир, и он нам хочет добра. Он отменный парень по всем статьям, достойный парень, я так считаю, и не надо меня кормить баснями насчет него. Он просто сказал себе: «Старушка ни разу не ездила к этим диким ирландцам. Черт дери, а я вот съезжу и погляжу, какие они такие». И что, мы станем оскорблять человека, когда он приедет к нам с дружеским визитом? А? Правду я говорю, Крофтон?
Мистер Крофтон тяжко кивнул.
– И все ж таки, если начистоту, – возражающе сказал Лайонс, – та жизнь, какую вел король Эдуард, она, знаешь, не больно-то…
– Не стоит поминать старое, – сказал мистер Хенчи. – Я лично так восхищаюсь им. Он самый натуральный разбитной парень, как мы с тобой. Он выпить не дурак, он где-то и повеса, пожалуй, он хороший спортсмен. Черт побери, мы как ирландцы могли бы уж показать красивую игру?
– Звучит все неплохо, – заметил Лайонс, – но теперь давайте посмотрим на дело Парнелла.
– Бога ради, – удивился мистер Хенчи, – какая же тут, спрашивается, связь?
– Я хочу сказать, – продолжал Лайонс, – у нас есть наши идеалы. Почему это мы должны приветствовать такую личность? Как ты считаешь, после того что он сделал, Парнелл мог быть нашим вождем? А почему тогда мы должны одобрять такое поведение у Эдуарда Седьмого?
– Сегодня день Парнелла, – сказал О’Коннор. – Не надо нам поднимать старую муть со дна. Сейчас мы все его чтим, когда он ушел, – все, даже консерваторы, – добавил он, повернувшись к Крофтону.
Пок! Запоздалая пробка вылетела из бутылки Крофтона – и последний, поднявшись с ящика, направился к огню за добычей. Вернувшись на место, он низким голосом произнес:
– Наша сторона его чтит, потому что он был джентльмен.
– Вы в самую точку, Крофтон! – с жаром воскликнул мистер Хенчи. – Он был единственный, кто мог усмирить эту шелудивую свору. «Лежать, щенки! Шавки, цыц!» Он с ними только так обращался. Заходите, Джо, заходите! – пригласил он, увидев появившегося в дверях Хайнса.
Хайнс медленно вошел в комнату.
– Открой еще бутылочку, Джек! – продолжал мистер Хенчи. – Да, я же забыл про штопор! Тогда передай мне одну, и я пристрою ее.
Старик передал ему бутылку, и он поставил ее нагреваться.
– Присаживайся, Джо, – сказал О’Коннор, – мы как раз говорили о Вожде.
– Да-да! – подтвердил мистер Хенчи.
Хайнс уселся на край стола рядом с Лайонсом, но ничего не сказал.
– Но есть по крайней мере один, – произнес мистер Хенчи, – кто от него не отрекся. Клянусь Богом, это я о вас, Джо! Нет, я Богом готов поклясться, вы стояли за него как мужчина!
– Джо, слушай, – сказал вдруг О’Коннор, – а прочитай-ка нам эту штучку, что ты сочинил, – помнишь ведь? Она у тебя с собой?
