– Случалось мне и добывать золото. Мыл в ручьях, копал
в руднике. Сколько через мои руки этой жёлтой дряни прошло, а ни крупинки не
прилипло. Всё карты да кости, будь они прокляты. Я вообще-то парень башковитый.
Но это сильнее меня: Игра – она… – Рид поэтически развёл руками… –
Она как счастье. Или как невиданная красавица, которая одарит тебя
одним-единственным взглядом, одной улыбкой. И знаешь ведь, что никогда не будет
твоей, а всё надеешься, на других баб и смотреть не хочешь. После такой улыбки,
всё остальное зола да пепел. М-да… – Он грустно улыбнулся, доставая
трубку, сделанную из кукурузного початка. – Всего один раз в жизни
сфартило мне по-настоящему. Садился за стол, имел при себе два слитка, в
полторы сотни. А когда встал, сгрёб в шляпу целых три тысячи. В семьдесят
четвёртом это было, в Чёрных Горах, в самый разгар золотой лихорадки. Поехал
домой, в Саванну, где со времён рабства ни разу не был. В белой коляске
подкатил, с жемчужиной в галстуке, что твой король. И посватался к лучшей
чёрной девушке во всём штате, некоей мисс Флоренс Дюбуа Франклин. Какая
красавица, если б вы только видели! Не ревнуй, Пегги, тебя тогда ещё на свете
не было.
Он шутливо ткнул лошадь в затылок, та мотнула головой.
– Отказала? – спросил Фандорин.
Они ехали через Бутылочное Горло, и он немного отстал –
рядом было тесновато.
– Согласилась. Я ведь не такой, как сейчас был.
Весёлый, красивый, с медалями на груди (я их потом все в покер проиграл).
Поеду, говорю, на Запад, присмотрю для нас подходящее ранчо, а потом тебя
выпишу. Она, говорит, езжай, я буду ждать сколько понадобится… Э-эх, в первом
же городе, не хочу даже вспоминать его название, продул все деньги вместе с
коляской, жемчужиной из галстука и самим галстуком… В Саванне больше никогда не
был и уж вряд ли буду. Надеюсь только, что Флоренс Дюбуа Франклин ждала меня не
слишком долго…
Он повесил голову, завздыхал, и его лошадь тоже фыркнула,
будто почуяла настроение хозяина.
– Как вам удаётся обходиться без стремян и шпор? –
Фандорин давно уже обратил внимание на эту странность. – Тоже проиграли?
– С такой умницей как Пегги мне без надобности. Я и к
уздечке, считай, никогда не прикасаюсь. Моей лошадке довольно сказать, и сделает.
Даже говорить не надо, сама знает. Не верите? Спорим на доллар, я ей скажу:
«Пегги, остановись у того камня», и она встанет.
Эраст Петрович засмеялся.
– Ну-ка, старушка, – наклонился к уху своей серой
Рид. – Видишь большой бульник, что похож на голову быка? Остановись-ка
там.
Возможно, тут был какой-то трюк – к примеру, он тихонько
тронул бок лошади каблуком или ещё что-то, но в указанном месте Пегги
остановилась как вкопанная.
Негр обнял её за шею и поцеловал.
– Только она одна на всём белом свете меня понимает и
любит. Я знаете, чего ужасно боюсь? Что помру раньше неё. Кому достанется моя
Пегги? Как с ней будут обращаться?
Скалы раздвинулись. За рощей уже начинались земли
селестианцев.
В этот глухой час над Долиной Мечты повисла особая, недобрая
тишина. Ни шелеста листвы, ни журчания воды – ни звука. Лишь перестук копыт.
Рид все чаще озирался вокруг, его лошадка ускорила ход и
перешла на неуклюжую, развалистую рысцу.
Когда на ветке, прямо над головой у путников, заухал филин,
негр схватился за сердце.
– Пегги, стой! Уф… – Было слышно, как у Рида
клацают зубы. – Знаете что, сэр. Давайте вы отвезёте им банку сами. А сто
долларов мы поделим пополам. Я же всё-таки вытащил её из салуна, так? Не поеду
я дальше. Чует моё сердце, добром это не кончится.
Минут пять, а то и десять ушло на то, чтоб уговорить его
ехать дальше.
Но близ кукурузного поля, когда на небо выползла большая
чёрная туча, Рид снова затрясся.
– Вы как хотите, а я поворачиваю! Вот вам мешок.
Забирайте все деньги себе, мне не надо!
И сколько Фандорин ни бился, сдвинуть его с места не смог.
Хорошо, в голову пришла спасительная идея.
– Послушайте, Рид, а у вас игральные карты при себе
есть?
– Карт нет, кости есть. Вам зачем? – Уошингтон уже
не в первый раз попытался разжать пальцы Эраста Петровича, не отпускавшие
уздечку его лошади. – Да пустите вы!
– С-сыграем? Если выиграете, можете возвращаться в
Сплитстоун. Голову селестианцам отвезу я, а сто долларов будут ваши.
Уош шумно сглотнул.
– Вы дьявол. Хуже Безголового… Но как бросать кости в
темноте?
– Вы же знаете, у меня фонарик.
…Минуту спустя двинулись дальше. Стаканчик и костяные кубики
Эраст Петрович положил в карман, решив, что ещё пригодятся.
До въезда в долину Рид всё время болтал, а теперь будто воды
в рот набрал. Если и шевелил губами, то беззвучно – похоже, читал молитвы или,
может, заклинания. Но дезертировать больше не пытался, это означало бы нарушить
слово игрока. Даже если поставил собственную душу и проиграл, долг платежом
красен.
Ворота селестианской крепости были нараспашку. Навстречу
Риду, ехавшему впереди, бросились все семеро старейшин.
– Что ты так долго? – закричал Мороний. –
Скоро уже рассвет! Привёз?
Тут он заметил Фандорина и смешался. Не обращайте на меня
внимания, жестом показал Эраст Петрович, спешился и остался в стороне.
Старейшины переглянулись.
– Так оно даже лучше, – сказал Разис. –
Безбожник может пригодиться.
Апостол нетерпеливо шагнул к негру.
– Вот твои деньги. Показывай!
– Сами любуйтесь.
Рид осторожно спустил мешок на землю, взял купюры и не глядя
сунул за пазуху, после чего отвернулся. Даже в тусклом свете факелов было
видно, как трясутся у него губы.
На, банку с её жутким содержимым Фандорин смотреть не стал
(хорошенького понемногу). Гораздо больше его интересовала реакция селестианцев.
Она Эраста Петровича не разочаровала.
Мороний развязал мешок, вынул стеклянный сосуд и вскрикнул.
Звон разбитого стекла, плеск, что-то тяжёлое покатилось по
земле. Старейшины отскочили в стороны.
В зловещей тишине раздался тоскливый голос Уоша:
– Уронили башку Расколотого Камня, идиоты? Ну, будет
вам теперь. Вождь, ты знаешь, я не при чём. Я, наоборот, привёз то, что ты
ищешь!
Апостол взял себя в руки.
