– Каждое наше слово подслушивают. Хозяин говорил, что
его покойный отец устроил в доме множество всяких фокусов. Очевидно, в их число
входит какая-то хитроумная система подслушивания. Можно, находясь в некоем
особом месте, слушать, о чём говорят в других комнатах. Это раз. Люпен
провернул ловкую афёру в Петербурге. Значит, он скорее всего, владеет русским.
Это два. Поняв, что мои междугородные переговоры для него опасны, он повредил
линию. Но японского негодяй явно не знает. Иначе он предупредил бы профессора,
что меня ни в коем случае нельзя подпускать к девушке. И это три.
– Лебрен-сенсей – сообщник Арсена Люпена? – ахнул
я.
– Безусловно. Если только это не сам Люен. –
Круглые глаза господина с удовольствием смотрели, как я делаю ошеломлённое
лицо. Я знаю, что ему это нравится, и в таких случаях стараюсь вовсю. –
Собственно, вариантов всего два. Арсен Люпен играет либо роль профессора, либо
роль управляющего. Всю операцию задумала и осуществляет эта парочка. Мы знаем,
что Боско появился в усадьбе недавно и сразу сумел завоевать доверие владельца.
Это обычная метода Люпена. Он частенько, соответствующим образом
загримировавшись, внедряется в какой-нибудь богатый дом и вынюхивает, чем там
можно поживиться. Иногда поручает это кому-то из своей шайки. В деле почти
никогда не участвует больше двух-трёх человек. Не знаю, в чём состоял
первоначальный замысел Люпена, но беда, случившаяся с девушкой, ускорила
события. У мерзавца возник подлый, но чрезвычайно сильный план, как обобрать
дез Эссара, ничем при этом не рискуя.
Фандорин-доно задумался.
– Пожалуй, всё-таки Люпен – это управляющий, а так
называемый профессор – его подручный. Ты понял, что в парижскую клинику звонил
не сам дез Эссар? Хозяина к аппарату позвал Боско. Убитому горем отцу и в
голову не пришло, что он разговаривает с фальшивым Лебреном. Именно поэтому
сообщники ни в коем случае не могли допустить, чтобы я проконсультировался с
профессором Смайли. Их обман насчёт того, что больную ни в коем случае нельзя
трогать с места, немедленно раскрылся бы. А именно на этом и построен весь
замысел.
– Получив в парижской полиции точные приметы Люпена, вы
могли бы опознать преступника – по тем же ушам, – подхватил я. – Вы
заметили, господин, что у Лебрена, которого я больше не стану именовать
«сенсеем», уши заострённые, как у летучей мыши?
– Я заметил, что у «мсье Боско» ушей под кудрями вообще
не видно.
Мне стало немножко скучно. Я надеялся, что эта история
закончится каким-нибудь более интересным образом.
– Что теперь? – Я с трудом подавил зевок. –
Пойдём и схватим сначала одного, а потом второго?
Фандорин-доно покачал головой.
– Нет, мы их возьмём с поличным. Скоро вернётся хозяин.
С деньгами. Это и будет наживка для рыбки. Мы знаем, кто преступники. Знаем,
что они нас подслушивают. Все козыри теперь в наших руках. Я полагаю, дальше
произойдёт вот что…
И он с поразительной точностью предсказал, что всех нас под
каким-нибудь предлогом выманят из комнаты, где будут лежать деньги. Хотя
вообще-то ничего особенно поразительного в этом нет. Когда столько лет служишь
такому человеку, приучаешься доверять его предсказаниям.
Когда за домом грянули выстрелы, мы переглянулись и поняли
друг друга без слов. Погасший свет лишь подтвердил, что Люпен готовится нанести
завершающий удар. Разбойник понимает, что денег ему не отдадут, и собирается
украсть их, не дожидаясь полуночи. Тут-то ему и конец. А темнота, в которую
погрузился дом, нам с господином только на руку.
Мы расположились в заранее условленном месте, будто
специально предусмотренном для засады. Стены коридора, что ведёт из столовой к
лестнице, с обеих сторон заняты высокими шкафами, где хранится всякая утварь. Я
встал в один из них, приоткрыв дверцу, господин в другой, напротив.
Ждать пришлось совсем недолго. Я только-только успел
помассировать себе глазные яблоки, чтобы лучше видеть в темноте, как на
противоположном краю столовой скрипнула дверь. Там возникли две тени,
остановились на пороге, очевидно, тоже давая глазам возможность приспособиться
к мраку.
Фандорин-доно выскользнул из своего укрытия и крепко взял
меня за плечо, чтобы я не сорвался с места раньше времени. Это было немножко
обидно – как будто я новичок! Я напряг мышцы плеча, и господин понял – убрал
руку.
Один из людей, прокравшихся в столовую, жестами отдавал
распоряжения. Это несомненно и был Арсен Люпен.
Они подошли к столу, и первый, протянув руку, дотронулся до
мешка с деньгами, будто хотел проверить, на месте ли он.
Фандорин-доно молча показал мне на второго: мол, он твой.
Мне всегда достаётся что похуже, но я не сетую. Такова карма
вассала.
В одно мгновение мы пересекли расстояние, отделявшее нас от
стола. Я вскочил на скатерть и ногой, но не очень сильно, двинул своего
противника по подбородку, а когда он упал, прыгнул на него сверху.
Человек он был сильный и, видно, не робкий. Хоть и
полуоглушенный, он всё же попытался ударить меня кулаком в лицо. Я, конечно,
мог бы уклониться, но не стал этого делать. Отступление, даже временное, лишь
укрепляет у врага волю к сопротивлению. Поэтому я бестрепетно принял удар, и
ещё неизвестно, что было ушиблено сильнее – моя скула или его кулак. Правда,
кольцо на его пальце сильно оцарапало мою щеку, но это пустяки.
Потом я надавил упавшему коленом на грудь, зажал ему
запястья и раза два, тоже умеренно, стукнул лбом в лоб, чтобы он понял полную
безнадёжность борьбы.
Он понял, но не сразу. Упрямый был противник, он извивался и
дёргался не менее полуминуты. Я уже знал, что это врач – когда я колотил его
головой, мне щекотнули нос висячие усы.
Ожидая, пока фальшивый профессор выдохнется, я посматривал,
как дела у господина, которому, стало быть, достался фальшивый управляющий, он
же Арсен Люпен. Зрелище было весьма элегантное, напоминающее театр теней.
Господину было интереснее, чем мне. Он не сумел свалить
врага на пол, и они быстро перемещались вокруг стола, обмениваясь ударами. Судя
по тому, что я мог разглядеть в темноте, Люпен действительно владел некоторыми
навыками новомодной борьбы «пустая рука», однако биться ногами не обучился.
Атаку сверху ещё как-то держал, но почти всякий раз, когда Фандорин-доно пускал
в дело нижние конечности, удары достигали цели. Наконец, господину удалось
сделать превосходную подсечку, а дальнейшее было просто. Хороший увакири по
макушке, и бой закончился.
Тут как раз и мой упрямец захрипел, обмяк.
Именно в этот миг, словно желая отметить победу Закона над
Преступлением торжественной иллюминацией, вновь включилось электричество.
