– Не нужно драматизировать, дорогой Уотсон. Полагаю,
мисс дез Эссар выйдет отсюда сама. Я не врач, но позволю себе предположить, что
фальшивый профессор в своих интересах… несколько преувеличил тяжесть травмы.
Сударыня, попробуйте пошевелить конечностями.
Девушка испуганно посмотрела на него, не решаясь выполнить
просьбу. Перевела взгляд на Фандорина. Тот успокоительно кивнул, и тогда она,
закусив губу, осторожно подвигала сначала кистями, потом стопами.
Я испытал невероятное облегчение.
– Что скажет наш доктор? – спросил Холмс.
– Вы видите? Спинной мозг не повреждён! Вставайте и
идите! – воскликнул я, от волнения не замечая, что цитирую Господа нашего
Иисуса, взывающего к Лазарю.
Мы взяли бедняжку под мышки и поставили на ноги. Она была
легка, как пушинка.
– Я стою! Стою! – восторженно прошептала мисс дез
Эссар, но едва мы отпустили её, чуть не упала.
– Это ничего, – объяснил я. – Мышцы
одеревенели от длительного пребывания в одном положении. Не бойтесь. Сделайте
шажок. Я вас подстрахую.
Поддерживаемая за талию, девушка медленно шагнула, потом
ещё, ещё. Так я довёл её до кресла, куда она опустилась совершенно выбившаяся
из сил, но счастливая.
– У меня нет паралича! Я могу двигаться! – всё
повторяла она.
Внезапно её хорошенькое личико залилось густым румянцем. Я
решил, что это от радостного возбуждения, но в следующую секунду Эжени закрыла
лицо руками и разрыдалась.
– Боже, как стыдно! Этот бесчестный человек подвергал
меня таким унижениям! Я думала, он врач! Я делала всё, как он говорил… Нет, это
ужасно!
Я понял, что она имела в виду. Обычные процедуры, которым
она подвергалась в качестве лежачей больной – массажи от пролежней, отправление
физиологических надобностей и прочие интимности, – теперь показались
госпоже дез Эссар невыносимо оскорбительными.
От мысли о том, как цинично поиздевался Люпен над
беззащитной девушкой, у меня сами собой сжались кулаки.
– Клянусь, он ответит и за это! – сквозь зубы
проговорил я. – Даю слово, мы найдём этого бесчестного негодяя.
Однако сейчас было не время предаваться благородному
негодованию.
– Обхватите меня за шею, – велел я. – А вы,
Холмс, возьмите мисс Эжени за ноги. Она очень слаба. Только осторожней – там
содрана кожа. До полуночи четверть часа, вполне достаточно, чтобы без спешки
выбраться наружу и отойти подальше от дома. Даже если Люпен не сблефовал и
бомба взорвётся, теперь это не страшно, ведь замок застрахован. Ну что же вы?
Холмс и не подумал меня послушаться. Он смотрел на меня
улыбаясь.
– Дорогой Уотсон, я понимаю ваше желание ощутить у себя
на шее нежные ручки мисс дез Эссар, но давайте не будем подвергать барышню
риску простудиться. Мистер Фандорин говорил нам, что раскрыл тайну шифра. Так
давайте же наконец проверим правильность его гипотезы. Право, жаль губить такой
красивый дом.
Бедная Эжени, всё ещё не догадывавшаяся о нависшей над
замком угрозе, мало что могла понять из этих слов, а то, что поняла,
истолковала неверно.
– Мистер Холмс прав. Не могли бы вы закрыть окно? Мне
холодно. И потом, я боюсь, бегонии замёрзнут.
Она показала на цветочный горшок, стоявший на подоконнике.
Я хотел выполнить её просьбу, но русский остановил меня.
– Погодите закрывать окно, доктор. Прошу потерпеть ещё
минутку, мадемуазель. А вам, мистер Холмс, я скажу, что проверять мою гипотезу
нам не понадобится. Мсье Люпен сам расскажет нам, где он спрятал б-бомбу. Маса,
дай-ка фонарик.
Японец протянул ему электрический фонарь, Фандорин подошёл к
распахнутому окну, перегнулся и посветил вниз.
– Отличная штука – силок на волка, – сказал он.
Мы бросились к подоконнику.
Это было воистину удивительное зрелище! В круге
электрического света, весь опутанный сетью, по земле катался «профессор
Лебрен».
– Когда мы с Масой «закупоривали» дом, под каждым окном
я установил по силку из замечательной охотничьей к-коллекции дез
Эссара-старшего, – объяснил русский. – Я ведь рассказывал, что
научился этой премудрости у сибирских охотников. Выпутаться из такой сетки без
посторонней помощи совершенно невозможно – разве что, если у тебя есть большой
тесак. Эй, профессор! До взрыва остаётся двенадцать минут! Если не хотите
погибнуть под обломками, расскажите, где тайник.
Ответом было яростное рычание. Потом меж ячеек сети
просунулось дуло револьвера и грянул выстрел – мы едва успели спрятаться.
– Отличный трюк, коллега, – с уважением сказал
Холмс. – Мои комплименты. А что с нашим милым управляющим?
Фандорин оглянулся на японца. Тот кивнул. Теперь я понял,
почему Сибата не проявлял особого рвения в погоне за Боско и не захотел
гоняться за ним по парку. Азиат знал, что зверь угодит в капкан.
– Управляющий ретировался через окно, а стало быть,
тоже угодил в ловушку. Оставим г-господина Люпена, он не в себе. Его самолюбие
ущемлено, и он скорее погибнет, чем раскроет нам секрет. Маса сойдёт вниз и
присмотрит за ним – на всякий случай. Мы же с вами проведаем мсье Боско.
Надеюсь, он окажется посговорчивей.
Затворив окно и прикрыв девушку пледом, мы покинули башню.
Сибата отправился сторожить Арсена Люпена, а мы втроём быстро спустились и
вышли наружу через служебный ход, благо все ключи от дома были у Фандорина.
С неба повалили хлопья снега, ложась на сухую, жухлую траву.
– Настоящая новогодняя погода, – молвил русский, с
наслаждением вдыхая воздух. – Спасибо девятнадцатому веку за к-красивое
прощание.
А мне было не до снега. Я не выпускал из руки часов и всё
поглядывал на стрелку. От полуночи её отделяло всего семь маленьких делений. Я
вдруг понял простую и страшную вещь: если Боско тоже откажется раскрыть тайну,
мы не успеем снова подняться в башню и вывести мисс Эжени из дома! Как я мог
поступить настолько легкомысленно!
Завидев у стены, под открытым окном, подобие тёмной,
бесформенной кучи, я бросился вперёд со всех ног.
Да, это был Боско, как и его патрон, весь опутанный шёлковой
сеткой. Однако невозможно описать мой ужас, когда я увидел, что преступник
лежит без движения. На голове сбоку у него виднелась продольная, обильно
кровоточащая рана. Очевидно, моя последняя пуля, пущенная наугад, чиркнула
беглеца по виску и оторвала пол-уха. Он потерял сознание не сразу. Сумел
спуститься, но, угодив в ловушку, забарахтался, от резких движений кровотечение
усилилось, и раненый лишился чувств.
