Насчёт бомбы я совсем не тревожился. Раз господин сказал,
что он «кажется» разгадал загадку, значит всё будет в порядке. Фандорин-доно
всегда обещает меньше, чем делает.
А что со мной произошло дальше, я не знаю.
Только что стоял и перебирал в голове разные синонимы к
слову «чужое»: неведомое, незнакомое, странное, постылое, застывшее – и вдруг
всё оборвалось.
Ни снега, ни холода, одна чернота.
XVI
«О, почтенные мэтры сыска!
Всё-таки не зря я вас сюда пригласил. Вы меня не
разочаровали. С самого Рождества, когда дез Эссары уехали в Ниццу, я бился над
загадкой их семейного тайника, где хранится знаменитый карибский сундук. Мой
славный Боско, устроившийся в замок управляющим, обнаружил у хозяина в блокноте
шифр, но тот оказался мне не по зубам. А всё потому, что меня в детстве не
учили музыке. Какая жалость!
Благодарю за подсказку, gospodin Fandorin. Вы посетовали,
что никогда не учились музыке (как и я, как и я!), и мне этого оказалось
довольно. Ну конечно же, Мефистофель! «На земле весь род людской чтит один
кумир священный». Именно под эту мелодию и должен открываться тайник, в котором
хранится сундук корсара. Покойному «папе» нельзя отказать в остроумии.
Когда я услышал про музыку и Мефистофеля, меня как ударило.
Я немедленно подал сигнал «профессору», что пора приступать к финальной фазе
операции. Каюсь, во время осмотра я утаил от вас некую подвальную комнатку,
куда сходятся слуховые трубки со всего дома и куда я провёл телефон.
Милая Сюзетт! Она недаром считалась самой талантливой и
голосистой актрисой во всей Оперетте. Так заорала, что я даже из подвала
услышал. Насколько я знаю мою девочку, она проморочит вам голову не менее
получаса, так что я спокойно могу дописать это письмо.
Ах да. Мешок с деньгами оставляю вам. Франки в нём по
большей части фальшивые, кроме верхних четырёх пачек. Я же обещал каждому из
вас по двадцать тысяч, а слово Люпена твёрдое.
С новым веком, господа!
Ваш восхищённый и благодарный
Мишель-Мари-Кристоф дез Эссар дю Во-Гарни
PS.
Перед тем как исчезнуть, протелефонирую-ка я в полицию, что
в замок забрались взломщики. Так что не советую вам здесь задерживаться».
Записку вслух читал я. Её содержание меня ошарашило, и моё
чтение было совершенно механическим – я просто проговаривал то, что видели
глаза. Закончив, прочёл ещё раз, уже про себя, чтобы вникнуть.
В тесной каморке, откуда (при нашей помощи!) были похищены
сокровища рода дез Эссаров, воцарилось тягостное молчание.
– Проклятье! – промямлил я. – Он всё-таки
перехитрил нас. Владелец замка, настоящий дез Эссар, не знает нот, на память не
надеется, вот и записал очерёдность нажатия клавиш в блокнот. А мы помогли
Люпену разгадать этот шифр!
На лице Холмса застыла странная улыбка, показавшаяся мне
похожей на нервную гримасу.
– Что вы думаете об Арсене Люпене теперь, сэр? –
спросил он Фандорина.
Русский сыщик, не наделённый британской сдержанностью,
ударил кулаком по каменной стене, с которой посыпались крошки.
– Это понятно, – кивнул Холмс. – Ну, а если
сформулировать словами?
Фандорин взял себя в руки.
– Хм. – Откашлялся. – П-попробую. Мы оба
ошиблись в своих предположениях. Это раз. Я зря исключил из числа подозреваемых
папашу с дочкой, а вы ошибочно сочли дез Эссара и Боско одним человеком. То,
что они ни разу не появились перед нами одновременно, объясняется просто: один
должен был постоянно сидеть в подвале и подслушивать, о чём мы разговариваем…
Второе: Люпен – не такой жестокий мерзавец, как мне представлялось. Очень
изобретателен, нахален. Но, как говорят у нас в России, даже на старую леди по
временам находит затмение. И это третье. Люпен не предвидел двух обстоятельств.
Что Боско пожадничает и захочет забрать себе из мешка сорок тысяч. И что
сибирские охотники научили меня расставлять силки. Хоть г-главарь и скрылся с
добычей, но его помощники у нас в руках…
Внезапно русский изменился в лице.
– Чёрт! Барышня… Маса!
Он так рванулся с места, что чуть не сшиб меня с ног.
…Однако довольно рассуждать о Пустоте и Черноте, куда
погружается душа, разлучённая с рассудком. Эта материя слишком сложна и
малоизучена, чтобы высказывать на сей счёт какое-либо определённое суждение. К
тому же я вспомнил наставление сенсея: в финале истории всякие отклонения
недопустимы.
Когда моя душа воссоединилась с рассудком, я обнаружил, что
лежу на каменных плитах близ башни, мои волосы пересыпаны землёй, с уха свисает
стебель цветка, а вокруг рассыпаны глиняные черепки. Макушка мокра от крови, и
там вылезла довольно большая шишка.
Хотя мысли мои ещё не вполне пришли в должный порядок, а
голова сильно болела, я вычислил, что произошло.
Госпожа Дэзу неосторожно задела цветочный горшок, он упал на
меня, и я на время лишился чувств. Судя по количеству снега, успевшему упасть
на одежду, я пролежал так не долее десяти минут.
Первым делом я выглянул, чтобы проверить, как там пленник.
Увы, он исчез! На снегу валялись лишь обрывки сети, две
цепочки следов – одни мужские, другие женские – вели в обход дома.
Охваченный ужасом, я побежал туда же.
О горе! Второго разбойника на месте тоже не оказалось. Судя
по следам, его уволокли по снегу в сторону оврага.
Я побежал вдогонку со всех ног.
Съехал вниз по крутому склону, продираясь сквозь голые
кусты. Перепрыгнул через равнодушно журчащий ручеёк. Вскарабкался на ту
сторону.
За оврагом шла каменная стена высотой в шесть или семь сяку.
В два счёта я влез на неё.
И чуть не заплакал.
На мостовой, присыпанной снегом, лежала кучка конского
навоза, да виднелись следы колёс. Здесь преступников поджидал экипаж…
Я не сумел выполнить свой долг!
Плохо помню, как брёл обратно. Слёзы застилали мне глаза.
Что я скажу господину? Из-за глупого вассала он потеряет лицо перед Шерлоком
Холмсом…
С господином и обоими англичанами я столкнулся на полпути в
библиотеку.
Осветив меня фонарём (электричество по-прежнему не горело),
Фандорин-доно спросил:
– У тебя на лице кровь. Что случилось?
Я объяснил по-японски, глухим от стыда голосом. Господин
перевёл, и наступило скорбное молчание. Подниматься в башню теперь было
незачем.
