Ландринов пожал плечами:
– Сергей Леонардович не домашний, а член правления. Я
за открытой дверцей стоял, так он меня и не заметил. Вошёл в кабинет и тут же
вышел. Должно быть, желал с родителем поговорить, но не застал. Господина
управляющего на ту пору срочно к телеграфу вызвали.
Сладчайшая улыбка озарила мятое лицо петербургского сыщика.
– Quod erat demonstrandum, – повторил он вполголоса. –
Теперь всё окончательно встало на свои места. Господа! – уже другим,
строгим тоном обратился Ванюхин к присутствующим. – Вы все были
свидетелями этого важнейшего заявления. Так что ежели господину Ландринову
впоследствии вздумается переменить показания (за хорошие деньги чего не
сделаешь), я призову вас всех под присягу.
– Это, может, вы сами на подкуп падки, так нечего на
других наговаривать! – побледнев, крикнул ремингтонист. – Ландринов
от правды ни за какие тыщи не отступится!
Сам весь приосанился и посмотрел на Мавру с такой гордостью,
что она зажала кисть белыми зубками и беззвучно поаплодировала поборнику
принципов. Насмешливости в этой жестикуляции ремингтонист не разглядел – принял
за чистую монету и залился таким счастливым румянцем, что Фандорину стало жалко
беднягу. Скоро узнает про Париж – будет убит.
Вдруг Зосим Прокофьевич подошёл к столу «секретаря»,
наклонился и с нескрываемой издёвкой шепнул:
– Что ж, «свой человек», бегите, докладывайте. –
Он кивнул на дверь кабинета. – Дела у вашего патрона швах. Сегодня его
беспокоить не стану, ибо есть кое-какие формальности, но завтра пускай ожидает
радостного свидания. Приятнейшей ему ночи. Так и передайте: его
превосходительство пожелал чудесных сновидений. А ещё скажите, –
следователь придвинулся совсем близко, – чтоб в неожиданное путешествие не
вздумал отправиться. Не выйдет – я принял меры.
– Сударь, вы мне мешаете, – бесцеремонно тронула
Ванюхина за рукав Мавра. – Отодвиньтесь.
Когда же следователь, напоследок одарив «своего человека»
грозным взглядом, удалился, девушка воскликнула:
– Наконец-то! У вас при нём совсем другое выражение
лица сделалось! Морщинки уберите. Вот так. – Она пальчиками разгладила
Эрасту Петровичу лоб, складку у рта. – Ой, запачкала.
И с очаровательной непосредственностью, послюнив платок,
вытерла чиновнику щеку.
– Мавруша, им, может, неприятно! – укоризненно
произнёс Лука Львович.
Тасенька хихикнул, а Ландринов так скрипнул зубами, что
через всю комнату было слышно.
Мягко отстранив руку с платком, Фандорин сказал:
– На сегодня довольно. Мне в самом деле нужно
переговорить с господином управляющим.
– Я не был здесь, клянусь вам! – вскричал Сергей
Леонардович, не дослушав до конца. – Это неправда!
Фандорин смотрел вниз, на зелёное сукно.
– Господин барон, прежде чем зайти к вам, я спустился
на первый этаж и посмотрел в книгу привратника. Вы же знаете, у вас в компании
регистрируется время прихода и ухода каждого сотрудника. Там чёрным по белому
написано: член правления С.Л. фон Мак прибыл в 7 часов 25 минут, убыл в 7 часов
34 минуты. Именно тогда кухарка подала чай.
– Ах да, я был… – Барон смешался. – Мне
требовалось сказать два слова. Я хотел подняться в кабинет, но не дошёл –
встретил отца в телеграфном пункте.
– Там, верно, был кто-нибудь ещё? Телеграфист, например? –
по-прежнему не глядя на управляющего, спросил Эраст Петрович.
– Наверняка. Наверное… Я не помню. А чем закончил
Ванюхин? Что он собирается предпринять?
Про «кое-какие формальности» и предстоящее «радостное
свидание» Фандорин рассказывать не стал – расхотелось.
Вся эта история выглядела странно. Что-то здесь не
складывалось.
– П-понятия не имею.
– Что же будет завтра? – с тревогой спросил Сергей
Леонардович.
– Завтра я скажу вам, кто убийца, – наконец поднял
на него взгляд коллежский асессор.
Коротко поклонился бледному управляющему и вышел.
Ошибся!
К себе он возвращался уже в темноте. Во-первых, не очень-то
торопился в своё убогое жилище, а во-вторых, хотел уйти последним – посмотреть,
как разойдутся остальные.
За первым же поворотом, с оживлённой Каланчевки на пустынный
и неосвещённый Ольховский, Фандорин обнаружил слежку. Кто-то крался за ним,
перебегая от забора к забору. Очень старался остаться незамеченным, но где ж
ему было обмануть ученика японских синоби?
Скорее всего это был какой-нибудь филёр Ванюхина.
Следователь наверняка установил наблюдение за Сергеем Леонардовичем и,
возможно, решил на всякий случай присмотреть за «своим человеком». Если так, то
это неинтересно.
Но нельзя было исключить иную возможность: новоявленный
«секретарь» чем-то заинтересовал отравителя, и тот захотел выяснить, что за
птица студент Померанцев. Вот это было бы замечательно.
Жалко, улица такая паршивая, не видно ни зги.
Эраст Петрович нарочно свернул в один из Басманных
переулков, тоже не Бог весть какой Шанзелизе, но там по крайней мере голубовато
светились пятна газовых фонарей.
План у коллежского асессора был самый простой: не подавать
виду, что слежка замечена, и тем более не пытаться задержать соглядатая, а
просто рассмотреть его получше. Для этого будет довольно, миновав освещённое
место и оказавшись в темноте, обернуться и подождать, пока преследователь сам
окажется под фонарём. Фандорин был уверен, что узнает любого из подозреваемых
по силуэту. А ежели не узнает, значит, это филёр, и пускай себе следит сколько
ему угодно.
У первой же лампы Эраст Петрович нарочно задержался
прикурить – чтобы тем самым продемонстрировать полную безмятежность.
Шаги приблизились. Из-за того, что человек ступал очень
осторожно, на цыпочках, ни пола, ни комплекции определить на слух не удалось.
Остановился. Ждёт.
И здесь чуткий слух Фандорина уловил звук, которого Эраст
Петрович никак не ожидал, – сухой щелчок взведённого курка.
Если бы не привычка в минуту опасности сначала действовать,
а потом уже думать, коллежский асессор замешкался бы и пуля попала бы ему в
спину. Но чиновник молнией скакнул в сторону. Одновременно с грохотом выстрела
из фонарного столба брызнула деревянная крошка.
