Он прошёлся вдоль тесного, вытянутого в длину помещения,
постукивая костяшками пальцев по штукатурке. Развернулся на каблуках, зачем-то
трижды хлопнул в ладоши.
– Скажите, Клюев, несгораемый шкаф здесь, разумеется,
не в заводе?
– Нету-с, и отродясь не бывало.
– А где же ваш хозяин хранил деньги и ценности?
– Затрудняюсь ответить, ваше высокоблагородие. Очень уж
Силантий Михалыч были недоверчивы.
– И что же, за всё время службы вы ни разу не видели,
откуда он берет сдачу или куда к-кладёт выручку?
– Как не видеть, видел-с. В карман – известно куда. Но
только в кармане они много денег не держали. И на улицу никогда более чем с
трёшницей не выходили. Говорили: «Народишко вор и сволочь», такое у них
присказание было, а выражаясь по-научному, кредо.
– Кредо, кредо… – протянул Эраст Петрович и,
наклонившись, подёргал плинтус.
– Может, в погребе? – высказал предположение
околоточный.
– В погребе вряд ли. – Чиновник решительно
вернулся к прилавку. – Не лазил же он каждый раз в подпол, чтоб трёшницу
припрятать. А это здесь зачем?
Фандорин показал на выцветшего крокодила, тянувшего к нему
свою приоткрытую зубастую пасть. Житель илистых рек и тёплых болот был подвешен
хвостом кверху, однако свою ящериную голову вывернул под прямым углом, так что
казалось, будто он пялится на надворного советника маленькими весёлыми глазками.
– Это животная под названием кохинхинский
каркадил, – пояснил приказчик.
– Вижу, что крокодил. Зачем он тут? Ведь это не
антиквариат?
– Завсегда тут висел, ещё до того, как Силантий Михалыч
меня наняли. Навроде украшения. Силантий Михалыч очень эту чудищу обожали,
каждовечерне самолично тряпицей протирали. Даже имя ему нарекли – Ирод.
Эраст Петрович вздохнул, словно бы сетуя на странности
человеческой натуры, и без малейших колебаний сунул руку прямо в крокодилью
пасть.
Околоточный поневоле ойкнул – уж больно острым и
неприветливым казался оскал заморского страшилища.
– Ну-ка, что там у нас, – сам себе проговорил
Фандорин и, кажется, что-то нащупал. – Так и есть. Под рукой и на самом
виду – никто не подумает. Убийца явно не ч-читал Эдгара По.
Он осторожно извлёк из диковинного вместилища сначала пук
мелких кредиток, а затем свёрток из бархатной материи, в котором что-то слегка
постукивало. Деньги чиновник непочтительно кинул на конторку, а бархатку
развернул. Придвинувшиеся вплотную Небаба и Клюев разочарованно выдохнули:
внутри оказались не драгоценные каменья и не золото, а круглые зелёные камешки,
нанизанные на нитку, – обыкновенные бусы. Нет, судя по кисточкам, скорее
не бусы, а чётки, только не христианские, а какие-то басурманские.
Подождав, пока чиновник рассмотрит находку как следует,
околоточный вполголоса спросил:
– Ценная вещь?
– Не особенно. Обычные нефритовые ч-чётки. В Китае и
Японии таких полным-полно. Правда эти, кажется, очень старые. Клюев, вы их
прежде когда-нибудь видели?
Приказчик развёл руками:
– Никогда-с.
– Заберу с собой, – решил Фандорин. – А
деньги пересчитайте и оформите протоколом.
Небаба бросил цепкий взгляд на купюры, чуть пошевелил их
пальцем и в ту же секунду уверенно заявил:
– Тридцать семь рубликов. Ваше высокоблагородие…
– Что?
– Не показать ли эти самые чётки графу Хруцкому? Их
сиятельство – большой знаток по части всяких восточных штук.
– Не стоит, – легкомысленно махнул рукой Эраст
Петрович, засовывая бархатку в карман. – Я, Небаба, и сам кое-что смыслю в
«восточных штуках».
И, провожаемый недоверчивым взглядом околоточного
надзирателя, направился к выходу.
3
Весь день надворный советник пребывал в сосредоточенной
задумчивости, то и дело доставал из кармана чётки, покачивал на ладони гладкие
каменные шарики, и их негромкий, уютный перестук доставлял ему необъяснимое
удовольствие.
На послеполуденном докладе у генерал-губернатора
(собственно, следовало бы назвать этот каждодневный ритуал обыденным словом
«чаепитие», тем более что нынче и докладывать-то было особенно не о чём) князь
Владимир Андреевич поинтересовался:
– Что это у вас, голубчик, за игрушка? Какое-нибудь
новомодное изобретение? Вы ведь у нас поклонник технического прогресса.
Дайте-ка посмотреть. – И, нацепив пенсне, принялся с любопытством
рассматривать восточную диковину.
– Нет, ваше высокопревосходительство, –
почтительно ответил чиновник особых поручений. – Изобретение самое что ни
на есть старинное. Придумано древними для концентрации мыслительной и
д-духовной энергии.
– А, чётки, – понял князь. Стал перебирать их,
ритмично пощёлкивая зелёными камешками, и вдруг хлопнул себя по лбу. –
Эврика! С утра терзаюсь, как составить докладную записку по афганскому вопросу
для его величества. Смолчать бесчестно – горячие головы втягивают страну в
авантюру, а писать правду боязно, ведь англофобия государя общеизвестна. Так я
вот что, я напишу отчёт о пребывании цесаревича в Первопрестольной и между
делом изложу свою позицию по кушкинской экспедиции. Оно выйдет и прозрачно, и
ненавязчиво. Ай да Долгорукой, ай да голова! Держите ваши чётки, Эраст
Петрович. Они мне и в самом деле помогли с мыслительной концентрацией. Вы их
почаще приносите.
Фандорин улыбнулся шутке, и разговор повернул на
российско-английский конфликт, приняв столь специальный характер, что
непосвящённому человеку разобраться во всех этих политических тонкостях и
хитросплетениях было бы совершенно невозможно.
Но вечером, уже вернувшись к себе на Малую Никитскую и
усевшись за окончательное доведение письма на высочайшее имя, Эраст Петрович
вспомнил шутливые слова генерал-губернатора. Бумага была необычайно трудной,
поскольку её составление требовало осторожности и такта – малейшая ошибка могла
бы иметь для князя самые опасные последствия. Надворный советник то и дело
останавливался, перечитывая написанное, и рука сама собой лезла в карман за
чётками – поначалу чисто механически. Однако вскоре Эраст Петрович заметил
удивительное обстоятельство: стоило ему несколько мгновений поперебирать
нефритовые кругляшки, и головоломная фраза сочинялась сама собой, причём самым
что ни на есть идеальным образом.
Это повторилось не раз и не два, так что в конце концов
Фандорин, заинтригованный странным феноменом, вовсе отложил письменные
принадлежности и уставился на чётки с пытливым интересом.
