– Тщета разума и логики перед величием духа. Бедный
везучий Эраст Петрович, как же вы слепы! Что дважды спасло вас от верной
смерти, если не обладание чётками Старца? Ну почему, почему они достались
равнодушному профану, а не мне!
– Потому, ваше сиятельство, – строго сказал на это
надворный советник, задетый «профаном», – что вы не усвоили из легенды
главное. Чётки Те Гуанцзы не идут в руки того, кто обладает злым сердцем.
Боюсь, что в своём монастыре тайну бытия вы всё-таки не постигли – чрезмерно
увлеклись ломкой бамбука.
За тёмными окнами раздался грохот подъехавшей кареты,
хлопнула дверца.
– А вот и следователь пожаловали, – объявил
околоточный, поднимаясь.
Вошёл сухопарый господин в пенсне, с жёлчным заспанным лицом
– Сергей Сергеевич Лемке из ведомства окружного прокурора. Поздоровался с
Эрастом Петровичем за руку, задержанному поклонился, околоточному надзирателю
кивнул.
– Куда? – спросил Фандорин. – В Малую
губернскую?
– Нет, – подавил зевок Сергей Сергеевич. –
Там все дворянские камеры заняты. Отвезу на Крутицкую гауптвахту. Там и
допросим. Поедете?
– С вашего позволения чуть позже, – ответил
чиновник особых поручений. – Картина п-преступления полностью установлена.
Совершите пока формальности. Я скоро буду.
Двое стражников, прибывших со следователем, повели
задержанного к выходу.
У порога граф остановился, обернулся к Фандорину и умоляющим
голосом спросил:
– Вы дадите мне ещё хотя бы раз посмотреть на них?
Стражник слегка подтолкнул арестанта в спину.
– А всё же жаль. Такой учёный человек и на
каторгу, – пожалел убийцу Макар Нилович, когда тюремная карета отъехала.
– Какая там каторга, – утешил его Фандорин. –
Разве вы не видите, что он совершенно безумен? Льва Аристарховича ожидает
тюремная больница, отделение для б-буйнопомешанных.
Небаба уселся писать рапорт приставу о раскрытии убийства и
поимке душегуба. Пыхтел, яростно скрипел пером, беспрестанно вытирал платком
малиновый лоб – в общем, был занят делом. А вот чиновник особых поручений
расхаживал по унылому кабинету безо всякого видимого смысла. Вздыхал, нервно
пощёлкивал пальцами, вглядывался через окно в темноту, один раз даже открыл
дверь, как бы намереваясь уйти, но околоточный, подняв голову от писанины,
отсоветовал:
– Ночь тёмная, ни беса не видно. Разминётесь. Придёт
ваш азиат, никуда не денется.
Маса явился только через час.
– Ну что? – нетерпеливо спросил Фандорин. –
Почему так долго? Все нашёл?
– Двадцачь пячь, – гордо ответил слуга. –
Один кругренький в ружу упара.
Локти и коленки у него и в самом деле были мокрыми и
грязными.
– Завтра же нанижешь на д-двойную нить, – велел
Эраст Петрович. – А эту дрянь, катушку товарищества «Пузыревъ», выкинь к
чёрту. Нет, ты вот что, дай-ка бусины сюда. Я сам их нанижу.
Поймав удивлённый взгляд околоточного, Фандорин не без
смущения объяснил:
– Что я дважды спасся благодаря им – совпадение. Про
бессмертие, конечно, – суеверие и чушь. Насчёт высшей мудрости тоже
сомнительно. Однако я имел возможность убедиться, что под перестук чёток мысль
определённо работает лучше… И нечего на меня так с-смотреть.
Скарпея Баскаковых
I
– Тюльпанов, вы з-змей боитесь?
Вопрос шефа застал Анисия посреди второй чашки чаю, в самое
лучшее время, когда все дневные дела уже исполнены, а впереди ещё целый вечер,
торопиться решительно некуда, и настроение от этого спокойное, философическое.
Разговор за столом шёл совсем о другом – о завтрашнем
прибытии в первопрестольную её императорского величества, но внезапному вопросу
Анисий не удивился, ибо давно привык к фандоринской манере перескакивать с
одного на другое.
Удивиться-то не удивился, но наобум отвечать не стал. Вопрос
мог быть задан просто так, в метафорическом смысле, а мог и очень даже не
просто так. К примеру, однажды Эраст Петрович спросил: «А хотелось бы вам,
Тюльпанов, быть ловким и сильным, чтоб любого громилу играючи на обе лопатки
класть?» Анисий возьми и брякни не подумавши: «Конечно, хотелось бы!» С тех
пор, уже второй год, состоит в учениках у шефова камердинеpa Масы и терпит от
зловредного японца несказанные притеснения: бегает в одном исподнем по снегу,
разбивает руки о занозистые доски и по получасу стоит вверх ногами, словно
австралийский антипод.
– Каких змей? – осторожно поинтересовался
Анисий. – Которые ползают или бумажных, что по небу летают?
– Которые ползают. Бумажных-то что б-бояться?
Губернский секретарь подумал ещё немножко и подвоха в
вопросе начальства не усмотрел. Конечно, кобру или, скажем, ехидну всякий
напугается, но откуда им на Малой Никитской взяться, ехиднам?
– Нисколько не боюсь.
Эраст Петрович удовлетворённо кивнул.
– Вот и отлично. Значит, завтра поедете в Пахринский
уезд. Там у них объявилась какая-то невиданная анаконда. Отец благочинный пишет
про козни С-Сатаны и жалуется на безбожие земского начальства, а председатель
земской управы жалуется, что церковь разжигает страсти и потакает суеверию.
Отправляйтесь туда и во всём разберитесь. Посвящать в подробности не стану,
чтобы не пересказывать с чужих слов – это только замутняет чистоту восприятия.
История настолько нелепая и фантастическая, что, если б не августейший визит, я
непременно съездил бы сам.
Перед тем как идти домой, собираться в поездку, Анисий
посмотрел непонятное слово в энциклопедии. «Анаконда» оказалась огромной змеёй
из амазонских болот. Что имел в виду шеф, было неясно. Только любопытство
распалил, чёрствый человек.
Весь божий день Анисий трясся в бричке по нехорошей дороге –
сначала губернской, кое-как мощённой, потом уездной грунтовой, а последние
одиннадцать вёрст и вовсе просёлочной, в сплошных лужах и выбоинах. Выехал в
пятом часу, считай, ещё затемно, а до Пахринска добрался только к вечеру.
