– …Которое может распугать грядущих дачников, –
подхватил Папахин, – и помешать наступлению пахринского золотого века.
Антон Максимилианович расписывал вам, какой чудесной и просвещённой жизнью мы
все тут заживём через двести лет? Нет? Ну, ещё расскажет. – Егор Иванович
хохотнул. – Чушь свинячья. Дачнику на местные сказки начхать. Ему кислород
нужен, гамак, купальня и свежее молоко. А председатель наш болтун и дурак.
Известно ли вам, что он в прошлом году на Дальний Восток ездил, имел прожект
разбогатеть на торговле тигриными шкурами? Отыскался коммерсант! Китайские хунхузы
ему чуть башку не отрезали. Да это ему бы нипочём, он такую утрату и не заметил
бы.
– Егор Иваныч злобствует, что Антон Максимилианович его
на выборах обошёл, – весело объяснила Варвара Ильинична, и незаметно было,
чтобы воспоминание о земском мечтателе хоть сколько-то обременило ей совесть.
Татарин злорадно улыбнулся одними губами и покивал чалмой,
но Тюльпанову про уездные выборы было неинтересно; и он повернул беседу обратно
к истоку:
– …А другую точку зрения мне высказал господин Петров,
настроенный более романтическим образом. Ваш Самсон Степанович показал мне
змеиный след в саду, – неспешно гнул нужную линию Анисий, разглядывая своё
отражение в самоваре (смешное – щеки дыньками, как у японца Масы, а уши будто
оладьи). – Впечатлительно. Гадов такой пропорции в нашем отечестве вроде
бы не водится. Хотелось бы, Варвара Ильинична, узнать, как вы-то про Скарпею
понимаете? Не боязно вам?
И тут же ррраз – повернул голову и острым взором на хозяйку
в упор. У шефа такому фокусу научился. У кого совесть нечиста, бывает,
теряются.
Варвара Ильинична проницательный тюльпановский взгляд внутрь
себя не пустила. Снова хихикнула, вот какая смешливая, а ещё в чахотке.
Пожалуй, всё-таки несколько сдвинулась в рассудке от нежданного богатства.
– А что мне её бояться? Это Софья Константиновна,
бедняжка, как известие о Сергее Гаврииловиче пришло, все твердила: «Я последняя
из Баскаковых, я последняя из Баскаковых» и плакала, плакала…
Барышня безо всякого перехода, ещё не стерев с лица улыбки,
всхлипнула и, пошмыгав носом, закончила:
– Я не из Баскаковых, я Скарпее ни к чему.
– Не скажите, голубушка Варвара Ильинична, –
погрозил пальцем Папахин. – Вам баскаковское богатство, из волшебного
толобаса добытое, вам, стало быть, и родовую реликвию в наследие. – Он
оскалил крепкие, прокуренные зубы, выпучил глаза и зашипел по-змеиному. –
А у нас, Папахиных, между прочим, тоже свой фамильный призрак имеется. За
печкой у тятеньки старушка Трухорушка обывательствовала. Ma-аленькая такая,
серенькая, шмыг да шмыг. Я её в детстве ужас как боялся. В Ильинском, почитай,
в каждой избе своя нечисть водится, и так испокон веку. Такие уж тут места,
сударь мой. Что удивляться – Гниловская топь близко. Тебе что, Серегин?
Вопрос был обращён куда-то в сторону. Анисий повернулся и
увидел в полумраке, за пределами освещённого круга от лампы, сутулого
человечка, который был одет странно: в пиджачке и галстуке, но при этом в
сапогах до колен. В руках человечек держал большую рыжую кошку, почёсывая ей
подбородок. Кошка от этого жмурилась.
– Об том доложу не вам, а Варваре Ильиничне, – с
достоинством молвил плюгавец, искоса взглянув на чиновника в мундире. –
Самсон Степаныч ещё утром на почте корреспонденцию акцептировали, из Межевого
ведомства, а вам ни слова-с. Считаю своим долгом как честный человек.
– Наконец-то! – радостно воскликнула
хозяйка. – Справка об обмерах поместья?
– Саая что ни на есть новейшая-с, прошлогоднего
производства.
– Слава богу! Теперь можно продавать. И в Ментону! В
Париж! В Мариенбад!
Варвара Ильинична вскочила и закружилась по комнате – подол
скромненького, видно, ещё из прежней жизни, платьица попробовал было
развернуться волной, но вместо этого неживописно обмотался вокруг ног барышни.
Папахин фамильярно подмигнул Анисию и кивнул на Серегина:
– Под начальство подкоп роет, шельмец. Думает, Варвара
Ильинична возьмёт его с собой в заграницы. И Мурка поедет. Теперь, когда со
сватовством у него не вышло, Мурка ему заместо невесты.
– Некоторые животные твари много порядочней иных
негоциантов, да, Мусенька? – Конторщик поцеловал кошку в нос. –
Варвара Ильинична добрая, они нас с тобой беспременно в Париж возьмут.
– Одна у тебя только надежда и есть, – ухмыльнулся
Егор Иваныч и пояснил Тюльпанову. – Знает, что я, как Баскаковку куплю,
взашей его отсюда, взашей.
– Как же, купил один, – огрызнулся Серегин, не
глядя на миллионщика. – Рафик Абдуррахманович больше вашего предлагают.
– Варвара Ильинична! – громогласно воззвал Папахин
к вальсирующей барышне. – Ласковая моя! Неужто вы Баскаковку бритоголовому
кумыснику продать думаете? Грех, ей-богу грех!
Хозяйка остановилась, весело ответила:
– Ничего не грех, а даже справедливо. От татарина
пришло, к татарину и уйдёт.
Рафик Абдуррахманович при этих словах приложил ладонь ко лбу
и к груди, а потом коротко молвил, впервые разомкнув уста:
– Слово Махметшина твёрдое. Полтора миллиона. Прикажете
– мои молодцы завтра доставят, а купчую можно и после.
Егор Иванович стукнул кулаком по столу – звякнули чашки:
– Он тут мечеть выстроит, с попами вас перессорит.
Миллион шестьсот даю!
– Что мне до попов? – засмеялась Варвара
Ильинична, кажется, очень довольная тем, что столкнула обоих толстосумов
лбами. – Я в Европу уеду и больше сюда ни ногой.
– Истинно так-с, – поддакнул конторщик, целуя
Мурку в пушистые ланита.
Рафик Абдуррахманович пожал плечами:
– Зачем мечеть? Мечеть я в нашей слободе построю, а тут
буду дело делать. Миллион семьсот.
Слушать дальше губернскому секретарю стало скучно. И так
было ясно, что торг закончится теми же двумя миллионами. А хоть бы и дороже –
что радости с чужого богатства?
Сославшись на усталость, Тюльпанов пошёл к себе в комнату,
но спать не лёг – затеял писать подробную реляцию шефу обо всём виденном и
слышанном: с портретами, характеристиками, пересказом разговоров. В таких делах
второстепенные детали важнее всего. Варвара Ильинична говорила, что с утра
садовников мальчик побежит на почту и что к вечеру письмо уже будет у адресата,
а стало быть, послезавтра можно будет ожидать от Эраста Петровича каких-нибудь
указаний или рекомендаций.
