Исправник, конечно, приехал, потом лекарь, уездный
следователь. Последний совершенно пустой субъект. Ужасно обрадовался, что в
Баскаковке находится ваш помощник, и с радостью взвалил всё расследование на
меня. Говорит, у нас тут глушь, таких хитроумных преступлений отродясь не
бывало, вы уж, Анисий Питиримович, того, не выдавайте. На вас вся надежда.
Велел полиции меня слушаться и укатил, подлец.
Конечно, я понимаю, что вы при её императорском величестве
должны состоять и отлучиться вам никак невозможно, но помогите хоть советом.
Я тут составил список подозреваемых.
Сначала те, кому выгодно. Это, конечно, Папахин и Махметшин.
Первый просидел вчера до ночи, уехал за час до убийства. Экипаж у него
однокольный англез, без возницы, так что поди проверь, правда ли Папахин домой
уехал или нет. Махметшина привозил кучер, тоже татарин. Но ведь это такой народ
– свой своего нипочём не выдаст. А выгода застройщикам от смерти Варвары
Ильиничны вот какая – исправник объяснил. Поместье-то теперь остаётся без
наследника. Закон даёт некий срок, чтоб могли сыскаться родственники, а коли не
сыщутся, то выморочная недвижимость попадает во владение казны или, в данном
случае, земства. На что земству лишняя морока с недвижимостью? Продадут тем же
застройщикам, да много дешевле, особенно если сунуть нужному человечку
тысячонок пять, много десять. Этак можно добрых полмиллиона выгадать. Шутка ли?
Потом приказчик Крашенинников. У этого мотивом может быть не
корысть, а умственное расстройство. Старик явно не в себе, баскаковский род для
него, прямо как Аллах для магометан, а убитую он, судя по всему, презирал и
даже ненавидел.
Ещё остаётся петербургский учёный, Владимир Иванович Петров.
Ведь это именно он откопал и красочно расписал легенду про Скарпею. Но зачем
собирателю фольклора изводить Баскакову, а после её приёмную дочь, непонятно.
Больше мне пока ничего на ум не приходит.
Горничная Тряпкина, садовник и дворник собрали вещи и ещё
засветло ушли из Баскаковки прочь. В каморке под лестницей проживает конторщик
Серегин, но с ним приключилось вот что. Утром был само хладнокровие, к гибели
хозяйки отнёсся спокойно, разглагольствовал передо мной про бессилие смертных
человеков пред волей Провиденции. А вечером, когда полиция уехала, ворвался ко
мне весь зарёванный, в платок сморкается, кричит: жизни себя лишу. Знаете из-за
чего? Кошка у него сдохла. Дряни какой-то в саду наелась и околела. Ужас как
убивался – валериановыми каплями пришлось отпаивать. Уеду, сказал. В Австралию
или Бразилию, потому что не желаю проживать в одном полушарии с отравителями и
злокозненными гелиогабалами. Собрал сундук, прихватил хозяйский бронзовый
светильник в виде Мефистофеля – «для меморабилии» – и отбыл в неизвестном
направлении.
Я в доме остался один. Ничего, воспитания я простого,
обслужу себя сам.
Прилагаю копии осмотра места преступления и
патологоанатомического заключения, изготовленные по моему распоряжению
исправником и лекарем.
Жду ответа и совета,
Ваш Тюльпанов.
А г-ну Масе нижайший от меня поклон.
24 августа 1888 г.
IV
Слукавил Анисий в донесении шефу. Факты и обстоятельства
изложил в точности, не утаил и версии, однако же писать о том, что объект им
уже намечен, не стал. Если ошибся, не придётся краснеть, а если избрал линию
верно, будет чем погордиться.
Папахину и Махметшину от смерти Варвары Ильиничны, конечно,
выгода – спору нет. Но не такие люди миллионщики, чтоб из-за куша, хоть бы даже
и большущего, мистерии разыгрывать. Тут особенное мозговое устройство требуется
– тёмное, извилистое и непременно скособоченное.
Шеф говорил, что у умышленного убийства бывает всего-навсего
четыре мотивации: первая – корысть, вторая – страх, третья – жгучая страсть
(любовное исступление или там ревность, месть, зависть), четвёртая –
сумасшествие. Самые труднораскрываемые преступления относятся к последней
категории, потому что маньяк существует в фантазийном мире, устройство и логика
которого нормальным людям непонятны.
В истории со Скарпеей усматривались все признаки
маньякального злодеяния, и тогда выходило, что первый на подозрении –
Крашенинников.
Человек угрюмый, странного поведения, любитель уединения.
Это раз.
Читатель религиозных книг. Это два.
Противился заключению сделки о продаже поместья. Это три.
С нездоровой идеей о величии баскаковского рода. Это четыре.
Ну и, конечно, самое подозрительное – ночное разбрасывание
дохлых мышей из мешка.
Полистав прихваченный из Москвы учебник по криминалистике,
Анисий выписал на бумажку кое-какие полезные термины, чтоб потом блеснуть перед
шефом. Основная версия теперь смотрелась очень солидно.
Стало быть, так. От пристрастия к чтению старинных книг и обсессионной
фетишизации своего вассального при Баскаковых состояния Самсон Степаныч
Крашенинников тронулся рассуждением и, должно быть, сам не заметил, как
переместился из реального мира в мир болезненных фантазий. Толчком, возможно,
послужило предание о волшебной змее, рассказанное петербургским фольклористом.
Приказчик вообразил, что, состоя при Баскаковых, он на самом деле находится в
услужении у покровительницы их рода Скарпеи. Когда пришла весть о гибели
молодого Баскакова, Крашенинников понял, что на Софье Константиновне древний
род заканчивается, и послушался воображаемого зова болотной властительницы.
Надо полагать, приказчик подвержен галлюцинациям и даже, вероятно, расщеплению
личности. Изображая явление Скарпеи при помощи каких-то подручных средств, он
тут же забывает о своих ухищрениях. Иначе чем объяснить вчерашнее раскладывание
змеиной пищи по краю пруда? Нет-нет, тут не корысть, а самое настоящее,
беспримесное сумасшествие. Баскакову приказчик довёл до разрыва сердца во
исполнение пророчества, а Варвару Ильиничну, должно быть, покарал как
покусительницу на Скарпеино богатство. Понял, что храма во славу Святого
Панкратия наследница не воздвигнет, вот и свершил над бедной девицей ритуальную
расправу.
Версия была стройная, только с доказательствами пока
выходило скудновато.
Поэтому на второй день после убийства, с раннего утра,
Анисий сел в секрете напротив приказчикова дома и стал вести наружное
наблюдение.
Проживал Крашенинников в самой гуще огромного баскаковского
сада, в крепкой бревенчатой избе под зелёной жестяной крышей.
Первой вышла высокая девица с длинной русой косой – не иначе
как дочка. Покормила кур, набрала воды, полила цветы в маленьком аккуратном
палисадничке. Прав Папахин, дочка у приказчика была настоящая красавица.
