Было от чего лишиться чувств. Лицо у приказчика жутко посинело
и распухло, а на шее, сбоку от бороды виднелись две чёрные точки, из каждой
стекало по капельке крови.
Анисий был даже рад, что девушка сомлела. Утешай её, водой
пои, а тут сейчас самая работа начнётся: всё осмотреть, поискать следы, сделать
замеры.
Губернский секретарь протянул руку, чтобы потрогать мертвеца
за кадык – холодный или ещё не остыл?
Увидел, что широкий халат странным образом шевелится.
Пригляделся.
Никакой это был не халат, а невиданных размеров змеюка,
обмотавшаяся вокруг трупа. Она подняла сужающуюся к концу голову, блеснула
агатовыми глазками и разинула мерзкую пасть с двумя тонкими клыками.
Нехорошо стало Анисию. Он вяло махнул на Скарпею рукой –
мол, не говори со мной человечьим голосом, всё равно не поверю – и повалился
набок. Глаза, прежде чем закатиться под лоб, скользнули по тёмному потолку, по
клочьям паутины, и Тюльпанов на время расстался со своим вышедшим из
повиновения сознанием.
V
Стыднее всего потом было оттого, что дочка Крашенинникова
очнулась раньше бывалого расследователя, да ещё не сразу смогла привести его в
чувство. И уши ему тёрла, и водой из кадки плескала, хоть сама была вся в
слезах, зубами стучала и молилась. Когда Тюльпанов, наконец, открыл глаза,
похлопал ими и сообразил, где он, что с ним, и почему над ним рыдает прекрасная
собой девица, ужасная гадина из домика исчезла – видно, уползла через раскрытую
дверь.
Сначала Анисий решил было, что никакой Скарпеи не было
вовсе, что разинутая змеиная пасть примерещилась ему от расстроенных нервов, но
Геля тоже видела пресмыкающееся чудище, да и следы укуса с шеи злосчастного
Самсона Степановича никуда не делись.
Уже после, наутро, когда Анисий воротился из волости со всей
дознательской командой, земский доктор, взятый в качестве медицинского
эксперта, по вскрытии установил, что Крашенинников умер от паралича дыхания,
каковой возник вследствие воздействия некоего органического яда, волостному
эскулапу безвестного. Удивляться неопределённости заключения не приходилось –
лекарь был запойного вида и на ногах держался не очень твёрдо. Спасибо хоть
палец себе скальпелем не отчикал.
Что ж, деревня она и есть деревня.
К полудню картина баскаковских преступлений стала более или
менее ясна. Губернский секретарь изложил объективные факты и собственные
умозаключения в подробнейшем донесении шефу, снова приложил копии следственных
протоколов, и особый полицейский нарочный поскакал в Москву, на Малую
Никитскую, чтобы вручить господину коллежскому советнику важный пакет
собственноручно.
Первоначальная версия оказалась почти верной – вот, пожалуй,
единственное, чем Тюльпанов мог гордиться в этой истории. Крашенинников
действительно свихнулся и вообразил себя рабом Скарпеи. При дедуктировании
Анисий ошибся только в одном: гигантская змея существовала не в больной фантазии
приказчика, а на самом деле. Но такого, знаете ли, ни один здравый человек
предположить бы не мог.
Понятно стало и отчего Крашенинников лишился рассудка.
Встретишь этакое страшилище, да ещё зная баскаковскую легенду, поневоле мозги
набекрень съедут. Иные вон не робкого десятка, и то в обморок бухаются…
Деревенский дурачок, что повстречался Анисию вечером, тоже
наверняка видел большущую гадину, но, будучи по глупоумию лишён воображения, не
напугался, а наоборот, обрадовался этакой затейной коромыслине и разохотился её
поймать. Блаженны нищие духом.
А вот боголюбивый Самсон Степанович устрашился и заделался
змеепоклонником наподобие сынов Израилевых, что кадили медному змию Нехуштану.
И прикармливал гнусную тварь, и приручал, и, вероятно, даже содержал у себя в
«кабинете», иногда выпуская на прогулки, но в конце концов сам пал жертвой
своей пресмыкающейся повелительницы.
В сторожке нашли мешок с мышами и лягушками, у порога стояла
большая миска с остатками молока, а в кармане у покойника обнаружилась
камышовая дудочка – не иначе болотную тварь приманивать. Геля дудочки у
родителя прежде никогда не видала.
Убитую горем девушку Анисий допросил без исправника и
следователя, сам и протокол написал. Во-первых, жалко было бедняжку, а
во-вторых, ни к чему посторонним знать про тюльпановскую впечатлительность, от
этого мог произойти урон авторитету следствия. Когда лекарь с вскрытием
закончил, положили труп на простую телегу, и увезла Геля своего злодейского
отца в деревню. Только вряд ли крестьяне дадут схоронить колдуна на кладбище.
Ох, бедная. Куда она теперь?
Сплавив свидетельницу своего позора, Анисий осмелел и
коллегам наврал, что ухватил было Скарпею за хвост, да выскользнула чёртова
колбаса, ушла.
С чего она озлилась на Крашенинникова, своего благодетеля –
бог весть. Может, надоел он ей своими знаками внимания. Или на волю выпускал
слишком редко? Так или иначе, всадила Скарпея приказчику в шею свои
смертоносные зубья.
И тут возникла у Анисия с исправником и лекарем научная
дискуссия, к какому биологическому виду следует отнести это загадочное
животное.
Лекарь предположил, что это, скорее всего, Vipera berus, в
силу неких особенных обстоятельств развившаяся до небывалых размеров. Он читал,
что в Италии некое время назад крестьяне изловили ядовитую гадину длиной в полтора
человеческих роста. К утверждению Тюльпанова о том, что в Скарпее на вид было
по меньшей мере сажени две, медик отнёсся скептически и даже позволил себе
намёк в смысле, что у страха глаза велики.
Исправник насчёт виперы, или попросту гадюки, сомневался.
Анисий хорошо запомнил узор змеиной кожи – чёрной с жёлтыми зигзагами, а таких
гадюк в Гниловских болотах отродясь не водилось.
Вечером, когда выпили можжевёловой настойки за упокой
Скарпеиных жертв и завершение дела, у Анисия возник план решительных действий:
мобилизовать всю волостную и отчасти даже уездную полицию, бросить клич среди
местных жителей и прочесать болото мелким гребнем. Чудище наверняка уползло
восвояси, больше деваться ему некуда. Надобно его отыскать и изловить, а не
выйдет взять живьём – изничтожить. Тогда и разрешится биологический спор, а
заодно выяснится, так ли уж велики были глаза у Анисиева страха (это Тюльпанов
сказал лекарю, язвительно).
Собутыльники идею губернского секретаря горячо поддержали.
Завтрашний день постановили отвести на подготовку, а к самой драгонаде
приступить послезавтра на рассвете.
