– Кто-нибудь должен положить этому конец, –
сказала леди Линн, с ужасом разглядывая Эраста Петровича, хотя, казалось бы,
чему тут ужасаться? Элегантный, безукоризненно одетый джентльмен, с
бледно-лиловой фиалкой в петлице; в руке бамбуковая тросточка.
Он посмотрел сквозь этот паноптикум, сделав вид, будто
улыбается вовсе не им, а так, вообще, весеннему солнцу, и хотел пройти мимо, но
здесь из-за кустов появился отставший член семейства – как и рассказывала мисс
Палмер, в сопровождении экзотического спутника.
Причина, по которой младший сын лорда Беркли остался
холостяком и закончил военную службу всего лишь капитаном, легко угадывалась
без дедуктивного метода. Паршивая овца аристократического семейства и выглядела
паршиво: глаза мутные, фамильные пухлые щёки в сетке красных прожилок, сюртук
обсыпан сигарным пеплом.
Однако Фандорин смотрел не на Тобиаса Линна, а на роскошного
зверя, которого достопочтенный вёл на поводке. Это был африканский леопард.
Квартирная хозяйка слышала от дворецкого, что капитан никогда не расстаётся с
хищником, повсюду возит с собой. Ещё она слышала, что на ночь зверя приковывают
цепью к решётке Чугунной Беседки, и выходить в сад перестала. У мисс Палмер
было подозрение, что свирепого африканца доставили в Беркли-хаус с
одной-единственной целью: напугать жительницу флигеля до смерти.
Но Эрасту Петровичу леопард не показался страшным. Да, у
него были немигающие глаза прирождённого убийцы, крадущаяся поступь, а из-под
мягкой губы будто ненароком блеснул кончик острого клыка, но красота огромной
жёлто-чёрной кошки заставляла забыть об опасности. Широкий ошейник из алого
бархата, украшенный сверкающим стразом, и золотая цепь, крепко сжатая в руке
капитана, довершали великолепие картины.
– Вот, Тобиас, полюбуйся. – Лорд Дэниэл
подбородком указал на Фандорина. – Она превратила наш сад в проходной
двор.
Младший брат недобро усмехнулся и издал странный свистящий
звук, от которого шерсть у леопарда встала дыбом, голова припала к земле, а
устремлённые на Эраста Петровича глаза вспыхнули огоньками.
Племянники и племянницы капитана отскочили подальше, да и
обе леди на всякий случай попятились.
– Скалпер не любит, когда вокруг шляются
посторонние, – процедил Тобиас Линн. – Недавно он оскальпировал
воришку, забравшегося в мой дом.
Он присвистнул ещё раз. Зверь нервно ударил хвостом по земле
и оскалил зубы.
– Не смейте провоцировать животное! – нагло заявил
достопочтенный. – Вы все свидетели, этот субъект сам раздразнил Скалпера!
Святой отец с нехристианской кровожадностью заметил:
– Вряд ли у тебя будут неприятности с законом, если
Скалпер обдерёт наглеца. В конце концов никто не приглашал его в наш сад.
Когда нападающих больше одного, концентрироваться следует на
сильнейшем из них. Поэтому достопочтенного и преподобного Эраст Петрович
оставил без внимания, сосредоточившись на звере.
Человек, некогда обучавший Фандорина науке побеждать любого
противника, говорил: «Когда тебе угрожает животное, неважно тигр или змея,
первым делом продемонстрируй, что ты не желаешь ему зла, но и не боишься. Не
двигайся, сосредоточь всю энергию „ки“ во взгляде. Если запас „ки“ у тебя невелик,
ты погибнешь. Если силы достаточно, хищник отступит».
С полминуты Эраст Петрович проверял на дикой кошке, как у
него обстоит дело с запасом «ки». Очевидно, запас имелся – леопард сел,
зажмурился и зевнул, хоть достопочтенный непрерывно свистел, будто выкипающий
чайник.
В полном соответствии с правилами боя, после победы над
самым сильным противником более слабые сразу присмирели.
– Вы что-то вроде циркового дрессировщика? –
презрительно, но уже без вызова пробурчал капитан.
– Что-то вроде.
Фандорин шагнул вперёд, так что преподобному пришлось
подвинуться, а достопочтенному оттащить своего питомца в сторону.
После этого инцидента никакие цивилизованные отношения с
Линнами были невозможны, и, сталкиваясь с кем-то из них в саду, Эраст Петрович
не раскланивался, а лишь молча уступал путь, если это была дама.
Леопарда, правда, навещал – по ночам.
Стоял возле Чугунной Беседки, вдыхая запахи весны. Зверь
попеременно то желтел, то зеленел во мраке фосфоресцирующими глазами. Эраст
Петрович его не гладил, это было бы фамильярностью, но иногда говорил «кис-кис»,
и тогда африканец по-кошачьи урчал.
Однажды ясной звёздной ночью, каковые в городе Бристоле
случались очень редко, Фандорин со Скалпером смотрели вверх, и каждый
ностальгировал по небу своей далёкой родины. С леопардом понятно – известно,
сколь ослепительны звезды саванн, но Эрасту Петровичу, сыну блеклых северных
небес, казалось бы, вздыхать было особенно не по чему. Однако такова уж
особенность звёздного неба: у всякого, кто глядит на него, сладко щемит сердце.
Возможно, мы и в самом деле родом откуда-то оттуда?
Думать на эту тему было интересно, и, прогуливаясь по
тёмному саду, Фандорин ещё некоторое время размышлял о других планетах.
Луна скрылась за небольшой тучей, звезды вспыхнули ещё ярче;
особенно созвездие Большой Медведицы, которое лучше всего наблюдать именно в
апреле.
Эраст Петрович задрал голову и замер.
Вдруг откуда-то сбоку шамкающий голос произнёс:
– There she waits for me, under the Bear
[9]
.
Вздрогнув, мечтатель обернулся и увидел в густой тени, под
кустом, очень старого джентльмена в кресле-каталке. Он был укутан пледом, на
голове вязаный колпак.
По головному убору Фандорин и догадался, что перед ним лорд
Беркли собственной персоной. Однажды Эраст Петрович уже видел этот колпак в
окне большого дома, и мисс Палмер сказала:
– А вот и бедняжка граф. Смотрит из окошка на волю. Что
ему ещё остаётся? Когда-то был громогласен, топал ногами так – земля дрожала.
Теперь прикован к креслу, и слуга всё время рядом…
Вот и сейчас из темноты прошелестел тихий голос:
– Добрый вечер, сэр. – У куста блеснул позумент
ливреи. – Меня зовут Джим. У его милости как звёздная ночь, так
бессонница. Нипочём спать не желают.
Эраст Петрович слегка поклонился обоим – лорду и лакею.
Хотел сказать старику что-нибудь вежливое, но жертва удара смотрела не на него
– на Большую Медведицу.
– Oh yes, right under, – еле слышно произнесли
вялые губы.
