– А я впервые только здесь, в Америке. И поразился –
будто про меня написано. Как Лопухов в Америку уехал, помните? А про «разумного
эгоиста»? Я для себя эту формулу ещё будучи студентом вывел. Что хорошо житься
на свете мне будет только тогда, когда вокруг не станет сирых и обездоленных. И
нужно это не им, а мне самому. Для морального комфорту. Иначе кусок в горло не
полезет, сколько его маслом ни намазывай. – Полковник усмехнулся. –
Славный я был юноша, только очень уж арифметический. Всех людей мечтал в одно
уравнение выстроить, под формулу «свобода-равенство-братство» подогнать.
Собирался посвятить свою жизнь борьбе с крепостным рабством. Но крестьян
царь-батюшка и без меня освободил. Тогда я отправился в Америку, сражаться за
освобождение чернокожих рабов. Не смейтесь, – сказал он, хотя Фандорин и
не думал смеяться. – Двадцать лет мне было. Величайшей книгой в те годы я
почитал «Хижину дяди Тома», слезы над ней лил.
Он фыркнул над своим былым прекраснодушием, и Эраст Петрович
воспользовался паузой, чтоб спросить:
– А п-почему вас называют «полковником»?
– Знаете, во время войны между Севером и Югом
добровольцам давали временные звания – так называемые бреветные. Солдат-то было
много, а кадровых офицеров мало. Ну, я и довоевался до бревет-полковника.
Глупый был, храбрый. В двадцать лет мало кто смерти боится.
Эту мысль Эраст Петрович сегодня слышал уже во второй раз.
– А теперь боитесь?
– Боюсь, – без колебаний признался Стар. –
Столько дел надо переделать, умирать жалко.
У Фандорина возник ещё один вопрос:
– Про формулу «свобода-равенство-братство» вы отозвались
как-то иронически. Разочаровались, что ли?
– Увы. Это великая иллюзия. Нет ни свободы, ни
братства, ни равенства. Судите сами. Ответственный человек не может быть
свободным от долга и обязательств, а людям безответственным грош цена.
Согласны? Теперь по поводу братства. Когда все люди тебе братья – значит, никто
тебе не брат. Родных и любимых не может быть много. С равенством тоже не
получается. Люди неравны, и никогда один из них не заменит другого. Это научный
факт. И слава Богу, что нет никакого равенства. Есть люди сильные и везучие,
вроде нас с вами, – дружелюбно улыбнулся полковник. – С таких и спрос
больше. Они должны выкладываться на всю катушку и помогать слабым, но только не
делая из них паразитов, не унижая подачками с барского стола.
– И как вам, удаётся? С вашими шахтами и копями?
Стар будто не расслышал сарказма. Немного подумал, что-то
прикинул, кивнул.
– Пожалуй, удаётся. Для «разумного эгоиста» Америка –
отличная страна. Дел прорва, не меньше, чем в России, но власть не ставит
предпринимателю палки в колёса. Особенно хорошо работать у нас на Западе.
Лучшее на земле место для сильного и везучего. Вот смотрите. На меня работает
пять тысяч человек. Я – капиталист? Да. Эксплуататор? Нет. Двадцать процентов
прибыли трачу на расширение производства, десять – на личные нужды, это
по-честному. А всё остальное идёт на оплату труда и улучшение жизни моих
работников. У меня каждый получает по труду, по заслугам. Так что, считайте, я
на своих предприятиях воплотил основной принцип социализма.
Задорно блеснув стёклами, Маврикий Христофорович
расхохотался, а Фандорин внёс коррекцию в первоначальное впечатление: этот
человек похож не на «дядю Сэма», а на поседевшего Чернышевского – бородка,
очочки, насмешливый тонкогубый рот.
– Вот и мой дом, – объявил полковник, направляя
коляску в ворота, за которыми густо зеленели ещё не тронутые осенью деревья.
После чудо-вагона Эраст Петрович ожидал увидеть нечто
грандиозное – какой-нибудь колоссальный нуворишеский дворец, но дом магната
оказался совсем невелик.
– Я вроде Петра Первого, – усмехнулся Стар, поймав
удивлённый взгляд гостя. – В личной жизни излишеств не признаю. Здесь мой
Монплезир, где мне хорошо и уютно.
– Не признаете излишеств? А вагон?
– Это для пускания пыли в глаза. Приедешь на таком в
Вашингтон, Нью-Йорк или Чикаго, сразу видно – солидный человек прибыл.
Погодите, вы ещё моей кареты не видели. Это, доложу я вам, нечто. Потом
продемонстрирую, а пока – милости прошу.
Дом был хоть и скромен убранством, но очень умно спланирован
и оснащён всеми современными удобствами. Электричеству, телефону и телеграфному
аппарату Фандорин не удивился, но в ванной имелся настоящий douche с горячей
водой. Это на диком-то Западе!
Пока гость отмывался от угольной пыли, а потом занимался
своим туалетом и одевался в свежее, хозяин находился здесь же, в ванной, так
что беседа ни на минуту не прерывалась.
– Как вы уже могли заметить, я алчен на время, поэтому
желал бы перейти к сути дела, – сказал Стар, усаживаясь на табурет подле умывальника. –
Надеюсь, вы не стеснительны?
И поведал следующее.
В тридцати милях от столицы графства расположена горная
долина Дрим-вэлли. Там уже четверть века обитает русская община. В
идеалистические 60-е годы большая компания мечтателей обоего пола отправилась в
Новый Свет строить земной рай, по заветам Фурье и Чернышевского. Молодые люди
предпочли бы создать свой фаланстер на родине, но это было небезопасно. Над их
кумиром Чернышевским уже витала тень Петропавловки, горячие головы из числа
нигилистов начинали перешёптываться о тираноубийстве. Будущие же коммунары
причисляли себя не к разрушителям, а к созидателям и свято верили в
непротивление Злу насилием.
– Между прочим, правильно сделали, что уехали.
Вовремя, – заметил Маврикий Христофорович. – После выстрела
Каракозова их бы всех, не разбирая, отправили «мирно созидать» на сибирскую
каторгу.
Первоначально поселенцев было двадцать человек: четырнадцать
мужчин и шесть девушек. Они хотели основать ячейку нового жизнеустройства,
которое зиждилось бы на честном и здоровом труде. Без эксплуатации, без
семейного рабства. Всё общее: земля, скот, инструменты, дети. Из личного только
одежда, обувь и предметы интимного туалета.
– Председателем выбрали некоего Кузьму Лукова. Он
единственный среди этой городской молодёжи разбирался в сельском хозяйстве, ибо
был сын мельника и студент Петровской земледельческой академии.
Кое-какие деньги у мечтателей были, ведь некоторые из их
числа принадлежали к хорошим фамилиям. Переселенцы вполне могли бы купить
плодородный участок где-нибудь на обжитом Востоке, но собственность на землю
противоречила их воззрениям, поэтому молодые люди отправились на Дикий Запад, в
Монтану, где земля была свободная и бесхозная.
