Из-за стола всех как ветром сдуло, остался сидеть лишь
усатый бретёр.
Поразительная вещь: позади него не было ни одного человека,
но те, кто стоял за спиной у негра, на линии прямого выстрела, и не подумали
отойти, а многие ещё и ухмылялись.
Эраст Петрович опустился на стул и раскурил сигару. Кажется,
в его защите здесь не нуждались.
Серебряный кружок, тускло блеснув, взлетел вверх и звонко
ударился ребром о горку остальных монет.
Рука бретёра рванулась под сюртук – и замерла, будто
скованная внезапным параличом. Прямо в нос заезжему искателю удачи глядело дуло
старого, поцарапанного «кольта». Фандорин не успел и разглядеть, как Уошингтон
Рид выхватил оружие из кобуры. Такая скорость сделала бы честь и опытному
японскому фехтовальщику, обнажающему катану.
– Какой белый герой. Совсем белый, – сказал негр,
глядя в побледневшее лицо шулера.
В салуне было очень тихо.
Двумя пальцами Рид вытянул из левого рукава своего
противника карту, бросил на стол. Это был туз.
Радди присвистнул и сделал шаг к столу. Но напарник шулера
опередил его.
– Господа, это аферист! – громко заорал он. –
Он обчистил меня на тридцать четыре доллара! Ах ты, мерзавец!
Подскочил и с размаху двинул уличённого жулика кулаком по
физиономий – тот грохнулся на пол вместе со стулом. Но разгневанной «жертве»
этого показалось мало. Второй шулер схватил первого за ворот, отшвырнул на
середину комнаты и под всеобщее улюлюканье пинками выгнал за дверь. Сам же,
весь пыша праведным гневом, вернулся к столу.
Молодец, оценил находчивость Эраст Петрович. Спас товарища
от крепкой взбучки, а то и от смерти.
На месте, освободившемся после разоблачения злодея, уже
сидел Уошингтон Рид. Он пригрёб монеты поближе к себе, предварительно
поинтересовавшись:
– Никто не возражает?
Возражающих не нашлось, и игра продолжилась – в изменённом
на одну четверть составе.
Все прочие посетители снова зазвенели стаканами, сначала
обсуждая инцидент, а потом переключившись на какие-то другие темы, но Эраст
Петрович плохо понимал их косноязычную речь, к тому же изобиловавшую
неизвестными ему словами. Разговоры шли про коров, про индейских скво, про
захромавших лошадей и недоплаченное жалованье. Фандорин перестал прислушиваться
к этой малоинтересной болтовне и уже собирался уходить, как вдруг раздалась
реплика, заставившая его встрепенуться.
– Ты сказал «Дрим-вэлли», Ромеро? – громко спросил
Уошингтон Рид, оборачиваясь к стойке. – Что ты там делал?
– Мормонам бычков скопил, – ответил один из
ковбоев. – Говорю, паршиво там. Сызнова Безголовый Всадник объявился.
Бородатые трясутся, ночью из домов ни ногой.
– Брехня, – откликнулся другой. – Не верю я в
эти сказки.
– А я верю. – Рид почесал затылок, разглядывая
свои карты. – Я всегда говорил, что он вернётся. Пока не найдёт, чего ему
надо, не угомонится. И я бы не поставил на то, что он ограничится одной
долиной. Ох, плохие дела. Hи приведи Господь попасться ему на пути. Я как-то
раз, лет восемь назад, видел, как он гнал вдоль Кривого Каньона на своём
чубаром. Вспомню – жуть берёт.
Многие встретили эти слова хохотом, а хозяин салуна сказал:
– Здоров же ты врать, Уош.
Негр погрозил ему рукой.
– На твоём месте, Сид Стэнли, я бы сидел тихо-тихо и
Богу молился. Знаешь ведь, что Расколотому Камню надо. А ну как унюхает запах,
спустится из долины и к тебе нагрянет?
Он ткнул пальцем куда-то вверх, но куда именно, Эраст
Петрович рассмотреть не успел, потому что в этот миг двери салуна с
оглушительным треском распахнулись, будто кто-то пнул их ногой.
Кажется, так оно и было – в проёме появилась высокая, статная
фигура, и пастухи разом зашумели, замахали руками:
– Здорово, Тэд! Давай к нам!
– Рэттлер, молодчага, что пришёл! Подсаживайся сюда!
Так значит, вот он каков – человек, похитивший сердце юной
мисс Каллиган.
Эраст Петрович принялся с любопытством разглядывать
вошедшего.
Гремучий Федя
И, честно говоря, разочаровался. Избранник рыжеволосой Эшлин
был безусловно красив, но как-то с перебором – как, впрочем, и всё здесь, на
Западе. Светлые кудри до плеч, подбородок гладко выбрит, идеальные, будто
приклеенные бакенбарды, сочные губы, аккуратный, чуть вздёрнутый нос. Наряд
эффектный, но тоже несколько отдаёт опереттой: чёрное с серебряными
«разговорами» сомбреро, расшитая бусами замшевая куртка, пояс змеиной кожи,
брюки с бахромой, жёлтые сапоги с огромными шпорами. Они так звенели при каждом
движении, что Фандорин мысленно переименовал Рэттлера из Гремучего в
Погремучего.
Однако отнестись к писаному красавцу иронически мешали
глаза. Голубые, холодные, они, казалось, не смотрели на человека, а испытывали
его на прочность. Взгляд неспешно побродил по залу и остановился на Эрасте
Петровиче, что и неудивительно: вряд ли в этом вертепе часто увидишь человека,
перед которым на столе лежат белые перчатки и сверкающий шёлком цилиндр.
Пожалуй, барышню можно понять, подумал Фандорин, не отводя
глаз (с людьми подобного сорта деликатничать вредно). По сравнению с остальными
пастухами мистер Федя выглядит настоящим принцем. В кого ещё влюбиться бедной
девушке, обладающей пылким сердцем, если она вынуждена жить в таком окружении?
Игра «кто кого переглядит» что-то затягивалась. Две пары
голубых глаз неотрывно смотрели друг на друга. Наконец, устыдившись такого
мальчишества, Эраст Петрович перевёл взгляд на кончик своей тлеющей сигары.
И тут же раздался звучный голос:
– Эй, парни! Что я вам сейчас покажу, умора!
Сказано было так, чтоб услышали все. Рэттлер вышел на
середину зала.
– Захожу я к старому Неду О'Пири, говорю: «Привет,
маршал, какие новости?» А он в ответ: «Ты не поверишь, Тед. Впервые за историю
Сплитстоуна нашёлся идиот, который при въезде сдал оружие. Какой-то ферт с
Востока»… Погодите ржать, – поднял руку Рэттлер, глядя на
Фандорина. – Вы ещё не видали этого орудия смертоубийства. Поглядите-ка.
Он положил на стол маленький «герсталь», который, в самом
деле, казался безобидной игрушкой по сравнению с огромными «кольтами» и
«смит-вессонами», висевшими на поясах у ковбоев.
Те немедленно принялись упражняться в остроумии:
– Удобная штука – в ушах ковырять.
