– Знаешь и об индейце, и о его чубаром жеребце? –
все тем же тоном спросил Мороний.
Пора было разобраться, из-за чего сыр-бор. То в салуне
чернокожий Уошингтон Рид всех пугал, теперь эти семеро гномов.
– Буду признателен, если вы расскажете мне о Безголовом
Всаднике п-подробнее.
Апостол подал знак старейшине, сидевшему справа от него.
– Поведай ему, Иеремия, – как ты это умеешь.
Сивобородого Иеремию уговаривать не пришлось. Очевидно, он
пользовался в общине славой великого рассказчика.
Громко прочистив горло, что само по себе прозвучало довольно
зловеще, старейшина начал – с ужимками и модуляциями провинциального трагика.
– 23 августа сравнялось тринадцать лет с того страшного
дня. Ровно тринадцать!
«Ррровно тринадцать!» он выкрикнул, будто каркнул. Братья
дружно перекрестились.
– Во времена золотой лихорадки не было в здешних местах
головореза страшней, чем вождь индейцев племени лакота по имени Расколотый
Камень. Он был семи футов ростом и ездил на огромном чубаром коне, который в
бою дрался передними копытами. Переселенцев Расколотый Камень называл «бледной
саранчой» и за людей не считал, убивая без разбору – хоть женщин, хоть младенцев.
Кровожадный дикарь верил, что белых такое огромное количество, потому что их
убитые воскресают и являются на индейскую землю снова и снова. Поэтому своим
жертвам он прокалывал барабанные перепонки. Шаман сказал ему, что, если так
делать, душа уйдёт в землю и больше не вернётся.
Ты, конечно, слышал о том, как огромное скопище индейцев в
1876 году уничтожило 7-й кавалерийский полк генерала Кастера, не оставив в
живых ни одного человека? – спросил Иеремия. – Многие тогда говорили
об этой ужасной загадке.
– Я с-слышал о резне При Маленьком Большом Роге. Но
слышал я и о том, что Джордж Кастер в своё время закончил военную академию
худшим учеником в выпуске. Этим, вероятно, и объясняется «ужасная загадка».
– Я говорю не о причине поражения, а о жутком открытии,
которое сделали скауты, первыми обнаружившие место битвы. – Иеремия
перешёл на страшный шёпот. – У каждого из 266 солдат и офицеров были
проколоты уши. Вот каков был Расколотый Камень. Недаром им пугали детей от
Колорадо и до Монтаны. Все остальные вожди давно были перебиты или сдались и
осели в резервациях, а Расколотый Камень все рыскал по прериям и горам со
своими краснокожими, сея повсюду смерть и трепет. Несколько раз он чудом
выскальзывал из ловушек и засад. Всякий раз чубарый уносил злодея от погони. Но
пришёл конец и Расколотому Камню. Его, как и многих мужей силы, погубила
женщина.
Старейшины дружно закивали. Их, закоренелых многоженцев,
можно было считать экспертами в этом вопросе.
– Звали её Голубая Сойка. Обычная скво, ничего
особенного. Я потом видел её в резервации. Тощая, тут ничего и тут тоже, –
показал на себе Иеремия. – Но Расколотый Камень в ней души не чаял. И,
когда скауты полковника Маккинли окружили его лагерь близ Коттон-крика (это в
пятнадцати милях отсюда), он вступил с кавалерией в переговоры, чего раньше
никогда не делал. В прежние времена он велел бы воинам бросить баб и детей,
налетел бы вихрем и унёсся прочь на своём чубаром дьяволе. А тут, из-за этой
самой Сойки, дрогнул. Сдался на почётных условиях: что никого из индейцев не
тронут, всех переправят в резервацию. Сам полковник пожал Расколотому Камню
руку, скрепляя уговор. И слово своё сдержал – почти. На первом же ночном
привале, вон там, у Змеиного каньона, – показал рассказчик куда-то в
сторону и вверх, – пока полковник Маккинли спал или прикидывался, что
спит, волонтёры выволокли вождя на край обрыва и повесили. За все его кровавые
дела и особенно за проколотые уши. На чубарого никто не позарился, хотя конь
был первостатейный – пристрелили и даже шкуру не содрали. А всех остальных
пленных честь по чести доставили в резервацию… Стало быть, Расколотого Камня
вздёрнули 23 августа 1881 года в каких-нибудь пятистах шагах отсюда. Кабы мы
знали, что тут стряслось такое чёрное дело, нипочём бы здесь не поселились.
– Воистину так, – вздохнул Мороний, и каждый
повторил: «Воистину так».
– История, конечно, к-колоритная, но при чём здесь
безголовый всадник?
– Да, ты забыл сказать про голову, Иеремия, –
укорил брата апостол.
– Я приберёг это на конец… – Иеремия весь подался
вперёд и, уже не актёрствуя, а по-настоящему дрожа от страха, зашептал:
– Там, на самой кромке каньона стояло сухое дерево. Оно
и сейчас есть… Волонтёры затянули на шее индейца длинную верёвку и спихнули его
вниз. А тело у него было мощное, тяжёлое… Позвонки не выдержали, и на верёвке
осталась болтаться лишь оторванная голова с шеей… Старый негр Уошингтон Рид,
который был там и видел всё собственными глазами, сразу сказал: «Добра не жди.
Индеец вернётся за своей головой». Так оно и вышло. Вождь вернулся. Бродит по долине,
ищет то, чего лишился…
Апостол забормотал псалом в обережение от нечистой силы,
старейшины подхватили.
– Кто-то из ваших видел безголового всадника
собственными г-глазами? – подождав, пока они домолятся, спросил Фандорин.
– Первый раз ночью 23 августа, – подтвердил
Мороний и повернулся к старейшине, сидевшему слева. – Иуда, ты был там.
Тот, в отличие от Иеремии, не обладал даром рассказчика.
Почесав пушистую бороду, Иуда нехотя проворчал:
– Рассказывал уже, сколько можно… Ну не спалось мне.
Пошёл прогуляться, на луну посмотреть. На обрыве хорошо, ветерок. Вдруг топот.
Думаю, кто бы это? А там прямо по краю Он. – Иуда поёжился. – Головы
нет. Конь пятнистой масти, как корова. Встал на дыбы, прямо над пропастью,
около сухого дерева. Развернулся и ускакал… Ну, я про Расколотого Камня
вспомнил. Сердце прихватило. Еле домой добрёл…
Рассказ безусловно заслуживал внимания – люди, подобные
Иуде, врать и выдумывать не умеют.
– Всадника видел только мистер Иуда или кто-то
ещё? – спросил Эраст Петрович.
– Ещё его видел молодой Саул. То есть это мы так
думаем, что видел, – непонятно ответил Мороний.
– Должен был видеть, как иначе? – заметил один из
старейшин.
– А все потому что отца не слушал! – воскликнул
другой и вдруг завсхлипывал. Соседи обняли его, стали утешать.
– Саул был сыном Мафусаила, – скорбно пояснил
апостол, глядя на плачущего. – Самый отчаянный из наших юношей. Никакого
страху в нём не было. Теперь вот не знаем, что с ним делать. В освящённой земле
хоронить или просто зарыть?
