Эраст Петрович слушал нахмурившись. История с Безголовым
Всадником выходила менее забавной, чем ему показалось вначале.
– Что случилось?
– Пойдём. Сам посмотришь…
В холодном погребе, который в обычное время, очевидно,
использовался для хранения продуктов, на полу стоял неструганый гроб. В нём, со
всех сторон обложенный кусками льда, лежал покойник. Только упокоенным он никак
не выглядел. На фиолетовом лице застыла гримаса невыразимого ужаса, а глаза
хоть и были прикрыты серебряными долларами, но судя по уползшим на середину лба
бровям, вылезли из орбит.
– Смотри сюда, – посвятил керосиновой лампой
Мороний – с одной стороны, потом с другой.
Оба уха мертвеца были черны от спёкшейся крови.
– Проколоты барабанные п-перепонки? – тихо
произнёс Эраст Петрович и поневоле передёрнулся. – Это нельзя так
оставлять. Нужно разобраться.
Апостол уныло вздохнул:
– Как разберёшься в дьявольских кознях?
– Так же, как в человеческих. – Стиснув зубы,
Фандорин стянул с трупа саван, чтобы найти повреждения. – Нужно установить
круг возможных версий, а потом рассмотреть каждую по очереди.
Никаких ран на теле не нашлось.
– Отчего произошла с-смерть?
Старейшины о чём-то перешёптывались. Кажется, опять
заспорили.
– От ужаса, – ответил Мороний. – Мы нашли
Саула утром близ Змеиного каньона. Он лежал ничком. Ни царапины, только уши
проколоты…
Он поднял руку, чтобы братья умолкли.
– Скажи, русский, быть может, ты не веруешь в
Бога? – спросил апостол, но не с осуждением, а словно бы с надеждой.
– Это сложный вопрос. Коротко не ответишь.
Старейшина Разис воскликнул:
– Ага, я был прав! Такое может сказать только
безбожник! Раз ты не веришь в Бога, значит, не веришь и в Дьявола?
– Не верю, – признался Эраст Петрович.
– Говорю вам, нам его послало Провидение!
Разис повернулся к остальным и снова перешёл на шёпот.
Фандорин расслышал лишь полфразы: «Это ещё лучше, чем…»
Непонятно, в чём Разис пытался убедить остальных братьев, но
это ему не удалось.
– Как решил, так и будет! – возвысил голос
Мороний. – Хватит спорить!
Он достал из кармана часы, многозначительно щёлкнул крышкой,
и дискуссия закончилась.
– Время заполночь, а мы встаём рано, – вежливо, но
твёрдо обратился апостол к Фандорину. – Мы благодарны тебе, но устав
общины не позволяет давать приют иноверцу. Скажи, где нам найти тебя? Возможно,
мы обратимся к тебе с просьбой.
– В русской деревне, или в номерах
«Грейт-Вестерн», – сказал Эраст Петрович. – В самом деле, пора.
Во дворе ему подвели лошадь, ещё раз принесли извинения и
благодарности, но всё это было проговорено в явно ускоренном темпе.
Любопытно, подумал Фандорин и перед тем, как сесть в седло,
вытер лоб открытой ладонью наружу, что на тайном языке жестов, принятом у
«крадущихся», означало: оставайся, где есть.
По меньшей мере трижды ему сказали, что ехать нужно от ворот
налево – так будет короче до изгороди. Настойчиво предлагали провожатого, но
Эраст Петрович отбился.
Он действительно повернул налево, но шагов через двести
сделал широкий полукруг и снова вернулся к частоколу – однако не к воротам, а в
самый дальний угол, вплотную примыкавший к скале.
Спешился на изрядном расстоянии, к тыну подкрался, держась в
тени обрыва.
– Сюда, господин, сюда, – шёпотом позвал Маса.
Он поставил один на другой три обрубка брёвен, оставшихся с
времён, когда строили стену, и примостился сверху, имея возможность видеть всё,
что происходит внутри селестианской крепости.
– Ну что там?
Эраст Петрович сел на землю, опершись спиной о бревно.
– Суетятся. Бегают. Свет в окнах не гаснет.
– Ждут кого-то. Потому и выпроводили меня с такой
п-поспешностью. Интересно, кого бы это, в такой час. Подождём.
Помолчали.
Потом японец снова зашептал:
– Господин, в этом селении женщин в несколько раз
больше, чем мужчин. Это почему?
Объяснение вызвало у него живейший интерес.
– Если бы мне пришлось на всю жизнь остаться в этой
долине, – задумчиво сказал Маса, – я бы не пошёл жить к русским, я бы
сделался небесным братом. А вы, господин?
Попытавшись представить себя сначала коммунаром, потом
селестианцем, Фандорин поёжился:
– Лучше уж стать Безголовым Всадником.
И рассказал помощнику про легенду и труп в леднике. Маса
покачал головой, поцокал языком.
– Да, всякое бывает. Вот в городе Эдо во времена сегуна
Цунаёси был похожий случай. Господин Цунаёси любил собак больше, чем своих
двуногих подданных, за это его и прозвали Собачьим Сегуном. Он велел построить
по всей стране харчевни и постоялые дворы для бродячих псов, а всякого, кто
обидит собаку, предавал смерти. И вот однажды бедный ронин по имени Бакамоно
Ротаро имел несчастье зарубить мечом дворняжку, которая помочилась ему на
кимоно – причём прямо на фамильный герб. Ронина, разумеется, приговорили к
харакири, и он выполнил приказ властей, но перед смертью поклялся, что страшно
отомстит за бесчестье. И с тех пор на ночных улицах Восточной Столицы завёлся
страшный оборотень. От ног до плеч – самурай, а голова пёсья. Как где увидит
собаку – неважно, бродячую или с хозяином, сразу выхватывает меч и рубит на
мелкие куски. Правда, сук в течке не убивал. Тут в нём верх брало кобелиное
начало, и он…
Маса поперхнулся на полуслове и предостерегающе вскинул руку
– услышал что-то. Слух у него был острее, чем у господина.
– Кто-то едет? – шёпотом спросил Эраст Петрович,
но секунду спустя и сам услышал дальний стук копыт.
Его помощник смотрел в одну точку.
– Человек, – докладывал он. – В чём-то
светлом. На лошади. Едет медленно.
Потом вдруг замолчал. Покачнулся на своём шатком пьедестале.
Не удержался и полетел вниз. Фандорин едва успел подхватить деревянные
кругляши, чтоб не загремели (сам-то Маса приземлился мягко – это у него
получалось отлично).
– Ты что?! – зашипел на него Эраст Петрович, но
японец лишь разевал рот, пучил глаза и тыкал пальцем в пространство.
