Мама говорила, что чем больше я прочту, тем больше пойму. Но я чувствовала, что до понимания мне еще далеко.
Я подняла свой стакан с пивом и сказала:
— Будь здорова!
— Чин-чин, — ответила она.
Потом мама внимательно наблюдала за тем, как я пила пиво. Вид у нее был озадаченный, словно она думала, что я немного не в себе.
— Как ты можешь пить эту гадость?
— Привыкла в Германии.
Я сказала ей, что брат Карла-Хайнца, Людгер, поживет у нас несколько дней. Она заявила, что не считает меня более обязанной хоть чем-либо семье Кляйст, однако новость не обеспокоила маму, она даже не проявила к этому никакого интереса. Я спросила, что она делает в Оксфорде — обычно она ходит по магазинам в Банбери или в Чиппинг-Нортоне.
— Я получала разрешение.
— Разрешение? Какое? На автомобильную стоянку для инвалидов?
— На огнестрельное оружие.
У меня лицо вытянулось от изумления.
— Это мера безопасности против кроликов — они просто разоряют сад. И к тому же, дорогая — честно скажу тебе: я больше не чувствую себя безопасно в этом доме. Я плохо сплю — каждый шорох будит меня — будит по-настоящему. Мне потом не уснуть. С ружьем будет спокойнее.
— Ты живешь в этом доме с тех пор, как умер отец, — напомнила я ей. — Уже шесть лет. И не было никаких проблем.
— В деревне все изменилось, — пояснила она мрачным тоном. — Все время ездят машины. Незнакомые люди. Никто не знает, кто они такие. И я полагаю, с моим телефоном что-то не так. Я слышу шумы на линии.
Я решила, как и она, не проявлять к новости никакого интереса.
— Ну, как знаешь. Только случайно не подстрели себя.
— О, я-то знаю, как пользоваться ружьем, — сказала она, потихоньку самодовольно хихикнув.
Я решила промолчать.
Мама порылась в своей сумке и достала большой коричневый конверт.
— Следующая часть. Я собиралась завезти это тебе по пути домой.
Я взяла конверт.
— С нетерпением ждала продолжения, — сказала я. И на этот раз я говорила совершенно серьезно.
Она накрыла мою руку своей ладонью.
— Руфь, дорогая, мне нужна твоя помощь.
— Я это знаю и отведу тебя к хорошему врачу.
На мгновение мне показалось, что мама сейчас ударит меня.
— Аккуратней. И оставь этот покровительственный тон.
— Конечно, я помогу тебе, Сэл. Успокойся. Ты же знаешь, что я для тебя все сделаю. Что ты хочешь?
Прежде чем ответить, она покрутила в пальцах стакан.
— Я хочу, чтобы ты попыталась отыскать для меня Ромера.
История Евы Делекторской
Остенде, Бельгия, 1939 год
ЕВА СИДЕЛА в конференц-зале агентства. Дождь лил как из ведра, с таким шумом, что, казалось, по оконному стеклу пригоршнями швыряли камушки. За окном темнело, и в домах напротив везде зажгли свет. Но в конференц-зале света не было — наступили странные преждевременные зимние сумерки. Ева взяла со стола карандаш и стала стучать концом, на котором была резинка, по большему пальцу левой руки. Она старалась удержать в памяти образ лейтенанта Йооса, по-мальчишески убегавшего от преследователей на автомобильной стоянке в Пренсло: вот он делает легкий рывок, а затем спотыкается и хромает.
— Он сказал «Амстердам», — глухим голосом повторила Ева. — А должен был сказать «Париж».
Ромер пожал плечами.
— Просто ошибка. Глупая ошибка.
Ева старалась говорить спокойно, не срываясь.
— Я делала только то, что мне было приказано. Вы всегда сами говорите об этом. Правило Ромера. Вот почему мы всегда пользуемся двойными паролями.
Ромер встал, пересек комнату, подошел к окну и стал смотреть на огни в домах напротив.
— И не только поэтому. Это заставляет держать всех в тонусе.
— А вот с лейтенантом Йоосом так не получилось.
Ева вспомнила тот полдень — полдень вчерашнего дня.
Когда она добралась до отеля «Виллемс» и узнала, что Ромер уехал, она немедленно позвонила в Agence.
[25]
Моррис Деверо сказал ей, что Ромер уже на пути в Остенде, что он звонил до этого и сообщил, что Ева либо погибла, либо ранена, либо в плену в Германии. Моррис сухо спросил:
— Чем вы там занимались?
Ева добралась до Остенде самостоятельно рано утром следующего дня (двумя автобусами от Пренсло до Гааги, где долго дожидалась ночного поезда до Брюсселя) и сразу направилась в офис. Ни Ангус Вульф, ни Блайтсвуд ничего не сказали ей о том, что случилось; только Сильвия взяла ее за руку, когда никто этого не видел, и прошептала: «С тобой все в порядке, дорогая?» И поднесла палец к губам. Ева улыбнулась и кивнула.
В полдень Моррис сказал, что ее ждут в конференц-зале, там она застала Ромера. Он прекрасно выглядел в темно-сером костюме и белоснежной рубашке со строгим галстуком. Могло показаться, что он готовился к какому-то официальному выступлению. Он указал Еве на стул и сказал:
— Расскажи мне обо всем, вплоть до мельчайших подробностей.
Ее рассказ, как ей показалось, был чрезвычайно подробен, а Ромер сидел, внимательно слушал и кивал, время от времени переспрашивая. Он ничего не записывал. Теперь Ева смотрела, как он, стоя у окна, водил подушечкой указательного пальца по стеклу вслед дождевой капле.
— Итак, — произнес он не оборачиваясь, — один человек погиб и два британских разведчика в немецком плену.
— Это не моя вина. Вы сами сказали, что я буду вашими глазами и ушами.
— Они просто любители, — сказал Ромер. Презрение в его голосе сделало фразу очень резкой. — Дураки и любители, начитавшиеся шпионских романов. «Большая игра!» — меня блевать от этого тянет.
Он снова повернулся к ней лицом.
— Такая удача для Sicherheitsdienst
[26]
— они были, наверное, просто удивлены той легкостью, с которой им удалось обмануть и захватить двух важных британских секретных агентов, а потом перебросить их через границу. Мы, должно быть, выглядим полными идиотами. Мы и есть полные идиоты — ну, конечно, не все…
Он замолчал и снова задумался.
— Ты говоришь, Йооса определенно убили?
— Я уверена в этом. Они стреляли в него четыре или пять раз. Но до этого я никогда не видела, как убивают человека.
— Но, тем не менее, они забрали с собой его тело. Интересно.
Он внезапно обернулся и показал на нее пальцем.
