Мама не осталась на обед, но попросила меня позвонить ей немедленно, как только будет что-нибудь от Ромера.
Хамид снова пришел на урок. Он взял себя в руки и держался нормально. Мы посвятили все время новой главе из жизни Амберсонов, — те возвратились после неудачного отпуска, проведенного близ замка Корфе, где от них убежал их пес Распутин, — и погрузились в таинства настоящего совершенного длительного времени глагола. «Последнее время Распутин вел себя как-то странно. Соседи жаловались на его лай». Страшная угроза нависла над замкнутым миром городка Дарлингтон-Креснт. Перед уходом Хамид снова пригласил меня поужинать с ним в «Брауне» в пятницу вечером, но я тут же сказала ему, что занята. Он не стал настаивать. Сперва я было решила, что он успокоился, однако, учитывая это новое приглашение, оказалось, что еще нет.
В ожидании детей мы с Вероникой стояли и курили недалеко от детского сада «Гриндлс».
— Как Сэлли? — спросила Вероника. — Лучше?
— Вроде да. Но тревожные симптомы все еще остаются. Она купила себе ружье.
— О боже…
— Стрелять в кроликов, как ока говорит. А история о том, чем она занималась во время войны, становится все более… удивительной.
— Ты ей веришь?
— Да, верю, — прямо ответила я, будто признаваясь в совершенном мной преступлении.
Я постоянно думала об этом, но история Евы Делекторской выглядела настолько органичной, детальной и точной, что просто не могла быть продуктом сознания, искаженного фантастическими домыслами, не говоря уже о старческом слабоумии. Хотя чтение постоянно поступавших ко мне новых порций истории заставляло меня волноваться, поскольку в моем сознании фигуры Евы и Сэлли все еще никак не могли совместиться. Когда я читала о том, что Ева спала с Мэйсоном Хардингом для того, чтобы впоследствии его можно было шантажировать, я не могла связать этот исторический факт, этот акт самопожертвования, намеренного отказа от личных моральных правил со стройной симпатичной женщиной, которая ходила по моей гостиной всего несколько часов назад. Какой силой воли нужно обладать, чтобы согласиться на секс с незнакомцем ради спасения своей страны? Может быть, это было всего лишь рациональное решение, без обиняков. Отличалось ли это от действий солдата, убивающего врага во имя спасения своей отчизны? Или, что гораздо ближе, от лжи своим ближайшим союзникам ради интересов родной страны? Возможно, я была еще слишком молода и просто не могла представить себе, что чувствовали люди во время Второй мировой войны? Похоже, мне этого никогда не понять.
Йохен и Аврил вприпрыжку выскочили из детского сада, и мы вчетвером пошли по Банбери-роуд.
— На нас идет волна тепла, — сказал Йохен.
— Волна тропического тепла. Именно так.
— Это как морская волна? Волна тепла переливается через нас? — спросил он, изобразив рукой поднимающуюся волну.
— Или, — сказала я, — солнце машет нам как веером, заставляя тепло дуть на землю.
— Ну, это просто смешно, мамочка, — заметил он недовольно. — Ты что, думаешь, я маленький?
Я извинилась, и мы пошли к дому, продолжая болтать. Мы с Вероникой строили планы поужинать вместе в субботу вечером.
Уже в квартире я собралась напоить Йохена чаем, когда зазвонил телефон.
— Мисс Гилмартин?
— Да, это я.
— Вас беспокоит Анна Орлогги.
Это была та же самая женщина — она произносила свою фамилию даже без намека на итальянский акцент, так, словно была представительницей одной из старейших семей Англии.
— Да, — сказала я. — Слушаю. — Сердце колотилось от волнения.
— Лорд Мэнсфилд встретит вас в своем клубе в пятницу вечером в шесть часов. У вас есть ручка и бумага?
Я записала детали: его клуб назывался «Бриджес», а не «Бриджес клаб», просто «Бриджес» — и находился где-то у парка Сент-Джеймс.
— В шесть вечера в эту пятницу, — повторила Анна Орлогги.
— Я приеду.
Я положила трубку и тут же почувствовала подъем: наша хитрость удалась. Одновременно я очень переживала, понимая, что именно мне придется встречаться с Лукасом Ромером. Внезапно все обрело реальность, и внутренний подъем сменился легким приступом тошноты, а во рту неожиданно пересохло. Я понимала, что испытывала сейчас чувство, которого, по моему убеждению, у меня просто не могло быть — и немного испугалась.
— С тобой все в порядке, мамочка? — спросил Йохен.
— Да, все хорошо, мой дорогой. Просто зуб прихватило.
Я позвонила матери, чтобы поделиться с ней новостью.
— Сработало. Точно так, как ты и говорила.
— Хорошо, — сказала она довольно спокойным тоном. — Я так и знала. Я потом объясню тебе подробно, что нужно будет делать и говорить.
Только я положила трубку, как раздался стук в дверь, которая вела из квартиры в кабинет дантиста. Я открыла и увидела на пороге господина Скотта, сиявшего так, словно он слышал — через этажное перекрытие, — как я сказала «зуб прихватило», и устремился вверх по лестнице мне на помощь. Однако у него за плечом маячил коротко подстриженный молодой человек в дешевом темном костюме. Вид у него был весьма официальный.
— Привет, привет, Руфь Гилмартин, — сказал господин Скотт. — Ну и дела творятся! Вот этот молодой человек — он из полиции — хочет побеседовать с тобой. Ну, увидимся позже — может быть…
Я пригласила полицейского пройти в гостиную. Он присел в кресло и попросил разрешения снять пиджак, — на улице просто парило. А затем представился: детектив-констебль Фробишер. Фамилия мне понравилась, сама не знаю почему. Фробишер встал и осторожно положил пиджак на подлокотник кресла, а затем сел снова.
— К нам поступил запрос из лондонской полиции. Они интересуются местонахождением молодой особы по имени… Ильза Бунцль. — Он произнес имя и фамилию, тщательно выговаривая звуки. — Очевидно, что она звонила по этому номеру из Лондона. Это так?
Мое лицо ничего не выразило. Если они узнали, что Ильза звонила сюда, значит, чей-то телефон прослушивается.
— Нет, — сказала я. — Никакого звонка не было. Скажите еще раз, как ее зовут?
— Ильза Бунцль. — Он повторил ее фамилию по буквам.
— Вы понимаете, я занимаюсь с иностранными студентами. Так много людей. Приходят, уходят.
Детектив Фробишер записал: «Занимается с иностранными студентами», задал несколько вопросов («Не мог ли кто-нибудь из тех, кого я учу, знать эту девушку? Много ли немцев учится в ОИП?») и извинился за то, что занял мое время. Я проводила его, вспомнив о господине Скотте. Я не солгала — все, что я сказала полицейскому, было правдой.
Возвращаясь в комнату по коридору, я думала о том, куда подевался Йохен. И тут я услышала его голос — тихий, почти неслышимый, — шедший из гостиной. «Должно быть, он проник туда после того, как мы вышли», — подумала я и заглянула в комнату через щель. Малыш сидел на диване с книгой на коленях. Но не читал, а разговаривал сам с собой и делал руками движения, будто раскладывал воображаемую кучку фасоли или играл в невидимую настольную игру.
