– Ну?
– Пару недель назад мы снимали за городом, и я видел, как Полежаева села в машину к Потопаеву.
– И что в этом странного? Может, он подбросил ее до метро.
– Точно – нет. Она сама приехала на машине. – Сергей заговорил тише: – Закончился последний съемочный день, и у меня было много работы. Я отвлекся, часа через три снова посмотрел на машину, они все еще там сидели.
– Может, они беседовали о роли. О какой-нибудь сверхзадаче или, как там по Станиславскому…
Сергей иронически усмехнулся:
– Это вряд ли.
– Почему?
– Я хорошо знаю ее и его.
– И ты считаешь…
– …если подумать, он тоже мог.
– Что ж теперь делать?
– Попробуй понаблюдать, вдруг узнаешь в нем того мужика.
– Сережа, тот был в верхней одежде, стоял ко мне спиной, я видела его в глазок.
– Сегодня, если хочешь, можешь прийти на площадку.
Мысль о том, что снова придется туда идти, ее не обрадовала. Дайнека еще в прошлый раз поняла, что съемки – это рутинный процесс, который не имеет ничего общего с искусством. Стоять тихо в углу, ничего не видеть и контролировать работу желудка она может и дома.
– Ты идешь? – снова спросил Сергей.
– Да, – вздохнув, ответила она.
Когда поднялась на третий этаж, увидела, как двое парней оклеивают фронтальную поверхность лифтовой шахты и двери кабины липкой пленкой, разрисованной под красное дерево.
– Что они делают? – поинтересовалась Дайнека.
– Лифт декорируют, – ответил Сергей.
– Это я понимаю. Но для чего?
– В восьмидесятых не было лифтов, покрашенных зеленой масляной краской.
Она огорчилась.
– Ну почему все вокруг меняется только к худшему?
На съемочной площадке ее встретили как свою.
– Здравствуй! – сказал Потопаев.
Дайнека вспомнила, что он любит молоденьких. На ум сразу пришло, что она достаточно молода и может стать объектом его интереса.
– Здравствуйте.
– Если хочешь, садись на стул у входной двери, – предложил режиссер. – Оттуда все будет видно.
– Спасибо, – Дайнека прошла к стулу и села. Прислушалась, не бурчит ли в животе. В нем не бурчало, однако надеяться на него было нельзя.
– Посиди… я скоро, – сказал Сергей и вышел за дверь.
Звукорежиссер, как и в прошлый раз, сложил руки коробочкой:
– Тихо!
– Мотор! Начали! Съемка! – выкрикнул режиссер.
С того места, где сидела Дайнека, были видны спина оператора, часть его камеры и пианист, который сидел на диване.
– Не смогу забыть ее никогда… – произнес он.
– Я помогу тебе. – Справа появилась брюнетка, отдаленно напоминавшая Полежаеву.
Приглядевшись, Дайнека отметила, что копия значительно хуже оригинала.
– Та женщина не оценила тебя!
«Эта точно оценит», – мысленно съехидничала Дайнека.
Пианист немедленно с ней согласился:
– Кажется, я начинаю к тебе привыкать.
До поцелуя у них не дошло, потому что из смежной комнаты выскочила дочь пианиста.
– Папа! Как кстати, что ты дома! – Ее голос звучал жизнерадостней, чем обычно.
– Разреши тебе представить… – невнятно промямлил он.
– Ты не один? – спросила дочь.
– Это моя коллега по жюри на конкурсе пианистов.
– Здравствуйте! – Вслед за дочерью появился ее приятель.
– Ты не одна? – спросил пианист.
– Как ты здесь оказался? – спросила копия Полежаевой у приятеля дочери пианиста.
– Не ожидал тебя здесь увидеть, – мрачно заметил тот.
– Вы – тот музыкант, за которого просила моя дочь? – Пианист спросил с подозрением.
Копия Полежаевой ткнула пальцем в приятеля дочери пианиста.
– Он не музыкант, он – мерзавец!
Это категоричное заявление могло бы прозвучать убедительно, если бы за окном не сработала автомобильная сигнализация.
– Стоп! – Михаил Потопаев вскочил с кресла, вбежал в комнату и, распахнув окно, заорал:
– Заткните свою хреновину!
«Импульсивный человек, – подумала Дайнека. – В запале способен на многое. Хотя в случае с Полежаевой убийство было спланированным».
Между тем режиссер повернулся к актерам.
– Где темперамент?! Где ваша страсть?! Мычите, как коровы недойные. Этот, – он ткнул в пианиста, – собирается переспать с ней. – Он кивнул на копию Полежаевой. – Она уже спит с любовником его дочери, из-за которого он пошел на подлог результатов конкурса. Как вы не понимаете?! Именно теперь все открылось! А у вас мухи на лету мрут!
Дайнека смотрела в его спину, следила за энергичной жестикуляцией, пытаясь уловить хоть что-то, напоминавшее человека, которого она видела ночью. В какой-то момент ей показалось, что сходство есть.
Отыскав глазами звукорежиссера и оценив его комплекцию, она сравнила ее с телосложением Михаила. Не получилось: звукорежиссер Максим сидел за пультом у мониторов как приклеенный.
Потопаев прислушался к тишине, потом крикнул:
– Приготовились!
Когда он выбежал из комнаты и сел в свое кресло у мониторов, прозвучала команда:
– Тихо!
Потом:
– Мотор! Начали! Съемка!
Дайнека забеспокоилась: в ее животе что-то булькнуло. Испугавшись, что станет виновницей еще одной остановки съемочного процесса, она осторожно встала и юркнула в кабинет. Беззвучно прикрыла дверь и уже собралась облегченно выдохнуть, как вдруг почувствовала, что тут кроме нее еще кто-то есть. Она обернулась.
У стола, привалившись спиной к стене, стоял Тихонов.
Дайнека спросила:
– Что вы здесь делаете?
Тот сжал губы, а потом с сарказмом произнес:
– Я здесь некоторым образом проживаю.
Она смутилась.
– Знаю. Я имела в виду, что вы делаете в этой комнате?
– А где же мне еще быть? Там повсюду снимают.
– Понимаю, – кивнула Дайнека. – Вы хотите что-то забрать.
Тихонов вдруг занервничал, сел в кресло и выдвинул ящик письменного стола.
– Видите ли, я – хозяин этой квартиры и могу бывать здесь, когда захочу.
– Конечно-конечно, – миролюбиво согласилась она. – Знаете, я прочла вашу книгу.
