— Спасибо, мистер Тухи, — сказал адвокат, слегка поклонившись. Затем чрезвычайно учтиво повернулся к Рорку: — Ваши вопросы к свидетелю.
— У меня нет вопросов, — сказал Рорк.
Тухи поднял бровь и с сожалением покинул свидетельское место.
— Мистер Питер Китинг! — вызвал адвокат.
Питер Китинг выглядел очень свежо, будто прекрасно выспался. Он со студенческим задором взобрался на возвышение, где находилось свидетельское место, без надобности раскачивая плечами. Он поклялся говорить только правду и весело ответил на первые вопросы. Его манера сидеть на свидетельском кресле выглядела странно: он с развязной непринуждённостью выгнулся вбок, но ноги держал до нелепости прямо, тесно сдвинув колени. За всё время, пока давал показания, он так и не взглянул на Рорка.
— Назовите, пожалуйста, несколько известных всем зданий, созданных вами, мистер Китинг, — попросил адвокат.
Китинг начал перечислять, и этот список выглядел впечатляющим. Начал он бодро и быстро, но чем дальше, тем медленнее и тише говорил он, будто желая, чтобы его остановили. Последнее название он попросту проглотил.
— Вы, кажется, забыли назвать основную вашу работу. Ведь это вы воздвигли здание «Космо-Злотник»? — спросил адвокат.
— Да, — прошептал Китинг.
— Итак, мистер Китинг, вы посещали Технологический институт в Стентоне вместе с мистером Рорком?
— Да.
— Вы можете сказать что-нибудь об успехах мистера Рорка в институте?
— Его исключили.
— Его исключили, потому что он не был способен справиться с высокими требованиями, предъявляемыми к студентам?
— Да. Да, именно так.
Судья взглянул на Рорка. Юрист протестовал бы против такого свидетельства, как не имеющего отношения к делу. Рорк этого не сделал.
— Как вы считаете, он проявил способности к архитектуре в то время?
— Нет.
— Не могли бы вы говорить немного громче, мистер Китинг?
— Не думаю… что у него были какие-то способности к архитектуре.
С речью Китинга творилось что-то странное: некоторые слова он произносил чётко, будто ставя после каждого восклицательный знак; другие наскакивали друг на друга, будто он сам не хотел слышать, что говорит. На адвоката он не смотрел. Его взгляд был обращён к аудитории. Временами на лице его появлялось шкодливое выражение, как у мальчишки, только что подрисовавшего усики симпатичной девушке на рекламе зубной пасты в метро. Затем в глазах его появилась мольба, — казалось, он просил публику о поддержке — словно сам был обвиняемым на этом суде.
— Мистер Рорк работал какое-то время в вашей конторе, не так ли?
— Так.
— И вам пришлось его уволить?
— Да.
— За некомпетентность?
— Да.
— Что вам известно о том, как сложилась дальнейшая карьера мистера Рорка?
— Видите ли, карьера — понятие относительное. Если говорить о достижениях, то любой чертёжник в нашей конторе добился большего, чем мистер Рорк. Постройку одного или двух сооружений у нас не называют карьерой. Почти каждый месяц мы строим, может быть, и больше.
— Какого вы как профессионал мнения о его работе?
— Я думаю, как архитектор он ещё не состоялся. Его работы очень эффектны, иногда интересны, но в основном незрелы.
— Следовательно, мистера Рорка нельзя назвать профессионалом в полном смысле этого слова?
— Нет, в том значении, в каком мы употребляем это слово, говоря о мистере Холкомбе, мистере Гае Франконе, мистере Гордоне Прескотте, — нет. Но я, конечно, должен отдать ему должное. У него есть определённый потенциал, особенно как у инженера. Он мог бы себя показать. Я ему пытался это внушить, пытался… помочь… честное слово. Но это бесполезно. С тем же успехом можно было беседовать с одной из его любимых железобетонных конструкций. Я знал, что это так закончится. И не удивился, когда услышал, что клиенту пришлось наконец подать на него в суд.
— Что вы можете рассказать об отношениях мистера Рорка с клиентами?
— В этом всё дело. В этом-то всё и дело… Он никогда не считался с желаниями клиентов, вообще ни с чьими желаниями. Не понимал даже, как другие архитекторы могут считаться с этим. Не хотел проявить и этой малости, хоть капельку понимания, хоть чуть-чуть… хоть немного уважения. А я не понимаю, что плохого в том, что ты хочешь доставить людям удовольствие. Не знаю, почему нельзя стремиться быть дружелюбным и популярным и хотеть нравиться. Разве это преступление? Разве над этим нужно насмехаться? Всё время одни насмешки, день и ночь, день и ночь, ни минуты покоя. Как китайская пытка, когда льют воду на голову капля за каплей, понимаете?
Люди в зале начали догадываться, что Питер Китинг пьян. Адвокат нахмурился; свидетельские показания были тщательно отрепетированы, но всё грозило вот-вот провалиться.
— Мистер Китинг, может быть, вам лучше рассказать нам о взглядах мистера Рорка на архитектуру?
— И расскажу, если хотите. Он думает, что говорить об архитектуре можно, не иначе как преклонив колени. Вот что он думает.
А с какой стати? Почему? Это всего лишь способ зарабатывать, не лучше и не хуже любого другого, не так ли? Что в этом священного, чёрт возьми? Почему от этого все должны приходить в восторг? Мы всего лишь люди. Нам нужно зарабатывать на жизнь. Зачем всё усложнять? Зачем корчить из себя героев, чёрт побери?
— Успокойтесь, мистер Китинг. Мы, кажется, немного отклонились от темы. Мы…
— Нет, не отклонились. Я знаю, о чём говорю. И вы тоже. Все знают. Все, кто здесь присутствует. Я говорю о храме. Разве не ясно? Зачем нанимать фанатика, чтобы построить храм? Для этого нужен земной человек. Человек, который может понять… и простить. Человек, который может простить… Ведь мы за этим и идём в церковь — за прощением…
— Да, мистер Китинг, но давайте вернёмся к мистеру Рорку…
— А что мистер Рорк? Он не архитектор. Он абсолютно ничего не стоит. Почему я должен бояться сказать, что он ничего не стоит? Почему вы все его боитесь?
— Мистер Китинг, если вы нездоровы и хотите, чтобы вас освободили от обязанности свидетеля…
Китинг посмотрел на адвоката, словно проснувшись. Он постарался взять себя в руки, и через минуту его голос снова звучал покорно и безжизненно:
— Нет. Я чувствую себя хорошо. Я скажу всё, что вы захотите. Так что я должен сказать?
— Скажите, что вы, профессиональный архитектор, думаете по поводу сооружения, известного как храм Стоддарда.
— Да. Конечно. Храм Стоддарда… Храм Стоддарда неправильно спланирован. Результат — пространственная разбросанность. Нет симметрии. Пропорции не соблюдены. — Он говорил на одной ноте. Шея у него была напряжена; ему приходилось прилагать усилия, чтобы не клевать носом. — Конструкция не уравновешена. Она противоречит элементарным композиционным принципам. В целом создаётся впечатление…
