Китинг уронил голову на руку, лежащую на столе. Он не мог допустить, чтобы Франкон видел сейчас его лицо. Его сейчас вырвет. Вырвет потому, что при всём ужасе ситуации он поймал себя на мысли: а сколько же всё-таки ему оставил Хейер?..
Завещание было составлено пять лет назад. Вероятно, под влиянием минутного приступа симпатии к единственному человеку в бюро, который отнёсся к Хейеру с расположением. Возможно, это был жест, направленный против партнёра. Завещание было составлено и забыто. Наследство включало в себя двести тысяч долларов, а также пай Хейера в фирме и его коллекцию фарфора.
В тот день Китинг рано ушёл со службы и не стал выслушивать поздравлений. Он отправился домой, рассказал матери о новостях, оставил её переживать восторги в гостиной, а сам заперся в спальне. Перед ужином он ушёл из дома, не сказав ни слова. В этот вечер он ничего не ел, но много пил в своём любимом баре. Опьянение принесло беспощадную ясность сознания. Он клевал носом над стаканом, но рассудок его был ясен. Китинг испытывал нечто похожее на просветление. Он внушал себе, что терзаться незачем. Он сделал то, что на его месте сделал бы любой. Кэтрин сказала, что он эгоистичен. А кто же не эгоист? Быть эгоистом некрасиво, но не один же он такой. Просто ему повезло больше других. Повезло, потому что он лучше других. Он чувствовал себя прекрасно. Оставалось только надеяться, что бесполезные вопросы и сомнения больше не станут одолевать его. «Каждый за себя», — пробубнил он и заснул, уронив голову на стол.
Ненужные вопросы его больше не одолевали. В последующие дни у него просто не было на них времени. Он выиграл конкурс на «Самое Прекрасное Здание в Мире».
Питер Китинг знал, что это будет триумф, но того, что произошло, он не ожидал. Он мечтал о победном звуке труб, но целого симфонического оркестра не предвидел.
Всё началось с тоненького телефонного звонка с объявлением имён победителей. Тут же в бюро оглушительно зазвенели все телефоны. Звонки как бы вырывались прямо из-под пальцев телефонистки, которая едва успевала управляться с коммутатором. Звонили редакторы всех городских газет, все знаменитые архитекторы. Сыпались вопросы, требования дать интервью, поздравления. Затем из лифтов в двери служебных помещений выплеснулся поток — послания, телеграммы, люди, которых Китинг знал, люди, которых он никогда раньше не видел. Секретарша совсем обезумела, не знала, кого впускать, кого не впускать, а Китинг всё пожимал руки — бесконечную вереницу рук, похожую на машину, влажные и мягкие зубцы которой соприкасались с его пальцами. Он не понимал, что говорит во время первого интервью в кабинете Франкона, забитом людьми и камерами. Франкон широко распахнул дверцы своего кабинетного бара. Всем посетителям он, захлёбываясь от восторга, говорил, что здание «Космо-Злотника» создано исключительно Питером Китингом. Франкон не имел ничего против. В приливе восторга он сделался великодушен. А кроме того, получалась хорошая реклама.
Реклама получилась даже лучше, чем рассчитывал Франкон. Со страниц газет на страну глядело лицо Питера Китинга — красивое, здоровое, улыбающееся лицо с сияющими глазами и тёмными кудрями. Под фотографиями шли колонки текстов — о бедности, борьбе, стремлениях и упорном труде, получившем наконец заслуженную награду; о вере матери, которая пожертвовала всем ради успеха своего мальчика; о «золушке архитектуры».
Фирма «Космо-Злотник» осталась довольна. Они не думали, что архитекторы-лауреаты могут к тому же быть молодыми, красивыми и бедными… ну, скажем, бедными в недалёком прошлом. Они открыли юного гения. «Космо-Злотник» обожала юных гениев. Мистер Злотник и сам был из их числа — ему ведь было всего сорок три.
Эскизы Китинга, изображавшие «самый прекрасный небоскрёб в мире», были воспроизведены в газетах над выдержками из текста поздравительной грамоты, вручённой победителю: «…за замечательное мастерство и простоту проекта… за чёткую и строгую функциональность… за изобретательную экономию пространства… за мастерское сочетание современности с традициями Великого Искусства… фирме “Франкон и Хейер” и лично Питеру Китингу…»
Китинг замелькал в кинохронике — он пожимал руки мистеру Шупу и мистеру Злотнику, а в титрах излагалось мнение этих двух джентльменов о новом здании. На киноэкране Китинг пожимал руку мисс Милашке Уильямс, а в субтитрах излагалось его мнение о её последнем фильме. Он появлялся на архитектурных и кинобанкетах на почётном месте. Ему приходилось выступать с речами, причём он нередко забывал, об архитектуре ему следует говорить или о кинематографе. Он появлялся в архитектурных клубах и клубах поклонников кино. «Космо-Злотник» выпустила фотомонтаж, изображающий Китинга на фоне его здания. Фотографию можно было приобрести, направив в фирму конверт с маркой и обратным адресом и вложив в него двадцать пять центов. Каждый вечер в течение недели Китинг собственной персоной появлялся на сцене кинозала «Космо» во время премьерного показа последнего шоу «Космо-Злотник». Он раскланивался в огнях рампы, стройный и изящный в чёрном смокинге, и минуты две говорил о важности архитектуры. Он председательствовал в жюри на конкурсе красоты в Атлантик-Сити, победительницу которого ждала кинопроба в «Космо-Злотник». Его фотографию вместе со знаменитым боксёром опубликовали под заголовком «Победители». Был изготовлен макет его здания, который отправился в турне по всей Америке вместе с фотографиями лучших из прочих представленных проектов. Выставки проходили в фойе всех кинотеатров, принадлежащих «Космо-Злотник».
Вначале миссис Китинг разрыдалась, крепко прижала к себе Питера и с придыханиями пролепетала, что поверить в это не может. Отвечая на вопросы о своём Питти, она запиналась и с неловкостью и робостью позировала перед фотокамерами. Потом она привыкла. Пожимая плечами, она сказала Питеру, что он, конечно, победил, но изумляться тут нечему. Никто другой и не мог победить. В разговорах с репортёрами у неё выработался бодрый, чуть презрительный тон. Её явно раздражало, когда она не попадала на фотографии вместе со своим драгоценным Питти. Она купила себе норковую шубу.
Китинг позволил себе просто плыть по течению. Ему нужны были люди и создаваемый вокруг него шум. Когда он стоял на возвышении, глядя на море лиц, у него не возникало ни вопросов, ни сомнений. Воздух был густой, спёртый, насыщенный лишь одним компонентом — обожанием. Для всего прочего попросту не оставалось места. Китинг был велик — велик пропорционально количеству людей, которые верили в его величие. Китинг был прав — прав пропорционально количеству людей, которые верили в его правоту. Он смотрел на лица, на глаза. Он видел, как заново рождается в этих глазах, словно вновь наделявших его даром жизни. Вот он — Питер Китинг; его тело — это отражение его собственного отражения в зрачках поклонников.
Однажды вечером он выкроил время и провёл с Кэтрин два часа. Он держал её в объятиях, она восторженно шептала ему на ухо блистательные планы их совместного будущего. Он смотрел на неё с удовольствием, не слыша её слов. Он думал о том, как смотрелась бы их фотография в такой позе и в скольких газетах её можно было бы опубликовать одновременно.
Один раз он встретился с Доминик. Она уезжала из города на лето. Доминик его разочаровала. Она вполне вежливо его поздравила, но смотрела на него так, как смотрела всегда, будто ничего не случилось. Из всех публикаций, посвящённых архитектуре, только в её колонке ни слова не говорилось ни о конкурсе «Космо-Злотник», ни о его победителе.
