– Вы все же приобрели компанию.
– Следовательно, папка является моей собственностью.
Официант принес заказ. Элли рассеянно улыбалась, в то время как в уме лихорадочно просчитывала следующий ход. Когда официант ушел, она выпрямилась в кресле.
– Если вы не собирались покупать холдинг, то наше соглашение теряет силу.
Леховски жадно ел, не поднимая глаз от тарелки.
– Caveat emptor
[13]
.
– Сокрытие ключевой информации, – Элли под столом провела рукой по бедру Леховски и взглянула на собеседника, – я имею право отозвать платеж.
– Вы не можете отказаться, – запротестовал он.
Но Элли уловила в его голосе неуверенность. Как только обольститель проявляет нерешительность, чары исчезают.
Она лениво поковыряла содержимое тарелки и налила шампанское.
– Вероятно, мы сможем внести в наше соглашение некоторые изменения. Теперь, когда поглощение состоялось, папка Мирабо не представляет для вас никакой ценности.
Леховски смотрел на нее так, будто она уже была в его постели.
– Я бы не сказал, что она не представляет для меня никакой ценности.
Не сводя с него глаз, Элли легким движением провела рукой по груди.
– Я могу придать ей определенную ценность.
– Вы уже обещали мне кое-что в прошлый раз.
– И вот я здесь. Я выполняю свои обещания.
Леховски смотрел на нее в упор.
– Папка хранится в моем офисе. Мы можем поехать туда завтра утром.
– Я улетаю завтра первым рейсом, – Элли даже не заметила, как соврала. – Нельзя ли ее забрать по дороге домой?
– Мне хотелось бы иметь доказательства честности ваших намерений.
Элли отпила шампанского, перегнулась через стол и поцеловала Леховски в губы. Его язык проник в ее рот, словно язык ящерицы, и ей пришлось сделать усилие над собой, чтобы не отпрянуть назад. Чтобы уничтожить вкус чужой жевательной резинки и хоть немного уменьшить запах приторного одеколона, Элли осушила свой бокал одним глотком.
– Ну, каков аванс?
– Мы можем заехать за папкой по дороге в мой отель.
Элли напряглась.
– Вы остановились в «Софитель»?
– В «Хилтоне».
У Леховски был спортивный автомобиль, который он вел, словно безумец – наверное, в его руководстве по обольщению говорилось, что это производит на женщин впечатление. Когда они подъехали к его офису, Элли осталась в машине, а он пошел за папкой. От ее дыхания лобовое стекло запотело, сквозь юбку она ощущала ледяной холод кожаного сиденья.
Элли сразу поняла, что это та самая папка. В этот день перед ее глазами прошло множество папок. Она увидела на обложке номер F2727 и начала листать документы, но Леховски перехватил ее запястье.
– Все на месте. Леховски умеет держать слово, – он ухмыльнулся. – Надеюсь, вы тоже.
– Очень скоро вы это выясните, – пробормотала Элли.
Пока они сидели в ресторане, ей удавалось не думать о том, что ей предстояло. В автомобиле иллюзии начали рассеиваться. Когда же в вестибюле отеля Леховски обнял ее за талию и повел к лифту, от них не осталось и следа. Его рука по-хозяйски проникла под блузку и поползла к груди.
Элли едва сдерживалась, чтобы не закричать. В лифте Леховски навалился на нее, прижимая к зеркальной стене. Она не сопротивлялась. Едва они вошли в номер, он принялся одной рукой развязывать ее пояс, а другой расстегивать пуговицы блузки.
Элли оттолкнула его и бросилась к двери.
– Куда же вы?
Она услышала в его голосе язвительные нотки. Вы думаете, Леховски такой идиот, что не способен почувствовать подвох? Он мог разыграть из себя шута, но он привык добиваться своего. Ей вспомнилось, как Дуг сказал еще летом: «При первых признаках слабости они разорвут тебя на части».
Элли помахала пластиковой табличкой «Не беспокоить» и повесила ее на наружную ручку двери.
– Не нужно, чтобы нас отвлекали. Я никуда не тороплюсь. – У нее пересохло во рту, и она произнесла эти слова с хрипотцой.
– Вы, кажется, сказали, что улетаете завтра первым рейсом.
– «Монсальват» может позволить себе еще один билет.
Она закрыла глаза. Леховски расстегнул все пуговицы, провел рукой по груди и сжал ее тело так, словно хотел выдавить из него сок. Если он и заметил, что Элли была вялой, словно тряпичная кукла, то не показал виду. Возможно, Леховски это вполне устраивало.
Нет такой женщины, которая не предпочитала бы грубоватое обращение чрезмерной деликатности.
– Я так и знал.
Элли открыла глаза. В комнату, серую от наступивших сумерек, хлынул яркий свет из коридора. В дверях стоял Дуг. Его лицо было искажено гневом и болью.
– Ты просто потаскуха.
– Пожалуйста, Дуг.
Элли отступила назад.
У Леховски от изумления отвалилась челюсть.
– Кто это?
– Заткнись!
Ударом, отточенным на поле для игры в регби, Дуг послал Леховски в нокдаун, и тот растянулся на кровати. Не давая ему опомниться, он схватил его за грудки, поднял и швырнул на пол.
– Если кто-то услышит хоть слово о том, что Элли была здесь сегодня вечером, я разыщу тебя, и ты пожалеешь, что прикоснулся к ней! Я отрежу тебе член и заставлю съесть! Ты понял?
Дуг схватил Элли за руку и потащил к двери. По пути она успела прихватить лежавшую на шкафу папку.
– Заставить это есть? Какая мерзость! Откуда ты это взял?
Они опять сидели в автомобиле. За окнами проплывали серые дома пригорода Люксембурга. На лице Дуга было написано смущение.
– Наверное, из какого-нибудь фильма.
– Ты был великолепен. Я здорово испугалась.
Элли сжала его колено. Он вздрогнул.
– Серьезно, больше так не делай. Это было ужасно.
– Можно подумать, мне это доставило удовольствие.
Дуг сжал руль так, что побелели костяшки, и уставился на ночную дорогу. В салоне повисла напряженная тишина.
– Остановись здесь.
Он взглянул на Элли, но, увидев выражение ее лица, не стал спорить. Притормозив около придорожного магазина, спросил:
– Что случилось?
Элли обняла его за шею, притянула к себе и крепко поцеловала, ощутив губами тепло его губ. Спустя несколько мгновений он попытался отстраниться, но девушка не отпускала его до тех пор, пока не расслабились мышцы его шеи, пока не закрылись его глаза, пока его руки не сомкнулись вокруг ее талии. Ей очень хотелось, чтобы он ее понял.
