«Почудилось…»
Дайнека сморщилась, как от боли. Ей было невыразимо плохо. Хотелось немедленно уйти из этого дома, и от того, что она не могла этого сделать, на душе становилось еще хуже.
Откуда-то донесся звук разбитого стекла. Дайнека вскочила на ноги и застыла. Мимо нее опять прошмыгнула испуганная крыса.
– Чегой-то? – вскинулась Зинаида Дмитриевна.
– Не знаю…
Из-за стены раздался стон и почти одновременно – хриплый сдавленный крик.
– Беги! С матерью чегой-то! Мне не подняться…
Вместо того чтобы поспешить к матери, Дайнека кинулась поднимать старуху. Та замахала руками.
– Беги!
В это мгновение снова раздался крик, а вслед за ним – грохот и звук быстрых шагов. Дайнека побежала в соседнюю комнату.
Мать лежала на полу и беспомощно протягивала руки к распахнутому окну. На подоконнике блестели осколки стекла. Полуоторванная штора раскачивалась от порывов сильного ветра.
На полу у дивана лежала Тина. Дайнека подошла к ней, склонилась. Вспыхнул свет, и она увидела страшный взгляд вылезших из орбит глаз. Лицо Тины распухло и посинело, на губах была пена.
Испуганно отшатнувшись, Дайнека заметила на ее шее веревку.
– Господь всемогущий… – прошептала позади нее Зинаида Дмитриевна.
Судя по тому, в каком беспорядке находилась постель, Тина сопротивлялась. Стулья на пути к окну были опрокинуты, на скатерти остались мокрые следы чьих-то ботинок.
Лежа на полу, Людмила Николаевна следила за дочерью обезумевшим от ужаса взглядом. Наконец Дайнека пришла ей на помощь.
– С тобой ничего?
– Ничего? – непонимающе переспросила женщина.
– Мама, – дрожащим голосом сказала Дайнека. – Что здесь случилось?
– Что случилось? – Людмила Николаевна не отрывала глаз от мертвой подруги. – Я не знаю.
– Удавили. Как есть – удавили! – Зинаида Дмитриевна повернулась к ним и твердо произнесла: – Вызывай-ка, девка, полицию.
Дайнека бросилась к своей сумке. После недолгих поисков обнаружила визитную карточку и набрала записанный номер.
– Это не может подождать до утра? – заспанным голосом спросил Ломашкевич.
– До утра нас всех передушат, – ответила Дайнека.
– Понял. Сейчас подъеду. Давайте адрес, куда присылать наряд.
Зинаида Дмитриевна упорно затыкала матрасом разбитое окно, но он все время сползал вниз.
– Чтоб ты пропал…
– Людмила Николаевна, за что могли убить вашу подругу? – Мужчина достал пачку сигарет и положил на стул рядом с собой.
Опрос свидетелей продолжался второй час. Труп уже вынесли, но в комнате продолжала работать бригада криминалистов.
Наблюдая за ними, Людмила Николаевна отрешенно проговорила:
– Я ничего не знаю…
– Вы хорошо знали погибшую? – спросил подошедший к ним Ломашкевич.
– Да…
– Она не рассказывала вам о своей работе?
– Тина в последнее время не работала.
– А до этого?
– Не знаю, – женщина устало откинулась на спинку инвалидного кресла.
– Может быть, ее муж или любовник…
– Мужики ей без надобности! Она девок любила! – вмешалась в разговор Зинаида Дмитриевна. – И я скажу вам, кто убил Тинку!
Все насторожились.
– Кто? – коротко спросил следователь.
– Лариска!
– Зинаида Дмитриевна! – попыталась урезонить ее Дайнека.
– Много ты знаешь, молчи!
– Кто такая Лариса? – спросил следователь и собрался записывать.
– Сожительница ее, – старуха кивнула головой в сторону Людмилы Николаевны.
– Не говорите глупостей! – строго сказала та.
– А ты мне рот не затыкай. Разберутся, кому надо.
Следователь, пожилой плотный мужчина, обернулся к Ломашкевичу:
– Дмитрий Петрович, у вас есть вопросы к свидетелю?
– Нет.
В этот момент матрас снова съехал на подоконник, и над столом взмыла цветастая занавеска, открывая черный проем окна.
– Я сейчас, – сказал Ломашкевич и быстро вышел из комнаты.
Следователь приблизился к окну и, высунувшись наружу, спросил:
– Что там?
– Подождите… – было слышно, как Ломашкевич зашагал в глубь двора.
– Лариса не могла ее убить, – прошептала Людмила Николаевна. – Ей слишком безразлично, что со мной происходит.
– Тогда кто?
– Я не знаю, – она прижала ладони к лицу и зарыдала. – Ужас! Ужас какой-то!
– Ерунда получается.
В этот момент в комнату вернулся Ломашкевич.
– Анатолий Иваныч, можно вас на минуту?
Следователь вышел. Вслед за ним, собрав свои принадлежности, вышли криминалисты.
– Мама, тебе нужно прилечь.
– Давай-ка я тебе помогу, – Зинаида Дмитриевна обхватила Людмилу Николаевну.
– Я не смогу спать.
– А и не спи. Полежишь – и ладно, – как ребенка уговаривала ее старуха.
– Людмила! – это снова был Ломашкевич. Он стоял в дверях, приглашая Дайнеку выйти.
– Что? – спросила она, когда они оказались на кухне.
– Сейчас я был во дворе. Так вот, оттуда вся комната – как на ладони. У вас не было ощущения, что со двора кто-то подсматривал?
– Было. Когда мы сидели за столом, я еще подумала…
– Значит, было?
– Может, это те парни, что приставали ко мне в автобусе?
– Вряд ли. Хотя и эту версию нужно проверить. Знаете, о чем я думаю? – продолжал Ломашкевич. – Мне кажется, что убить хотели не ту женщину. Убить хотели вас. Только не нужно пугаться.
От страха Дайнеке стало трудно дышать.
– С чего вы это взяли?
– Интуиция. И еще кое-что, – он закурил. – Впервые эта мысль пришла, когда я увидел, как вы с погибшей похожи. И когда посмотрел в окно со двора, понял, что издалека вас легко могли перепутать.
– Нет. Этого не может быть.
– Тем не менее я убежден. Более того, я убежден в том, что это дело связано с убийствами в поезде.
– Не может быть, – повторила Дайнека.
– А это значит, – продолжал Ломашкевич, – что вы могли там видеть нечто, чего не должен был видеть никто.
– Я ничего не видела… – жалобно пролепетала Дайнека.
– Видели. Только сами не знаете, что именно. Вот в чем проблема.
