Пуаро встал как вкопанный. Он шел слишком быстро и запыхался.
– Кэтчпул, – сказал он, переводя дух и вытирая лоб аккуратно сложенным носовым платком, вынутым из кармана жилета, – спросите себя, где первое звено в той цепи обстоятельств, которую я вам только что представил. Разве не трагическая гибель викария и его жены?
– Ну да, но только если мы предположим, что они – часть той же самой истории, что и убийства в «Блоксхэме». Однако у нас нет доказательств, Пуаро. Я все еще придерживаюсь мнения, что бедняга викарий тут ни к селу ни к городу.
– Так же, как и la pauvre
[35]
Дженни?
– Точно.
Мы продолжали путь.
– Вы когда-нибудь составляли кроссворды, Пуаро? Я тут как раз… ну, в общем, я как раз сейчас пытаюсь придумать свой собственный, чтобы послать в журнал.
– Невозможно жить в такой близости от вас, как я, и не знать этого, mon ami.
– Ну да. В общем, я заметил одну штуку, которая случается всякий раз, когда разгадываешь кроссворд. Даже интересно. Предположим, у вас есть определение: «Предмет мебели, четыре буквы, первая буква «с». Очень легко подумать: «Это, наверное, «стол», в нем ведь четыре буквы, он начинается на «с», и он – предмет мебели». И вы начинаете считать, что это и есть стол, тогда как правильный ответ – «стул», в нем ведь тоже четыре буквы, начинается на «с» и является предметом мебели. Понимаете, о чем я?
– Это не самый удачный пример, Кэтчпул. В описанной вами ситуации я бы подумал и о столе и о стуле одновременно, как о равновероятных возможностях. Только глупец может думать об одном и исключать другое, когда всякому ясно, что оба слова подходят.
– Ладно, если уж говорить о равновероятных возможностях, тогда как вам такая теория: Ричард Негус отказывался держать Библию у себя в комнате и ходить в церковь потому, что случившееся с ним в Грейт-Холлинге нанесло ущерб его вере? Разве такое невозможно? И это событие могло не иметь никакого отношения к смерти викария и его жены. Ричард Негус не первый и не последний, кто, попав в хороший переплет, задавался отчаянным вопросом, почему Бог любит его меньше, чем других. – Последнее прозвучало жестче, чем мне хотелось бы.
– Вы тоже задавались этим вопросом, Кэтчпул? – Пуаро положил руку мне на локоть, притормаживая меня. Иногда я забываю, что его ноги куда короче моих.
– Вообще-то да. В церковь ходить я не перестал, но вполне понимаю, что с кем-то другим может случиться и такое. – «К примеру, с тем, кто возмутится, а не смолчит, если его мозги назовут подушечкой для булавок», – подумал я. Вслух же сказал: – Полагаю, все зависит от того, кого человек назначает ответственным за свои проблемы – Бога или себя самого.
– Ваше затруднительное положение было связано с женщиной?
– И не одной, а целым отрядом прекраснейших образцов своего пола, и каждый раз мои родители пылали надеждой, что на одной из них я непременно женюсь. Но я твердо стоял на своем и не обрек ни одну из них на такую муку. – И я торопливо зашагал вперед.
Пуаро заспешил, чтобы не отстать.
– Значит, мы должны послушаться вашего жизненного опыта и забыть о трагически погибшем викарии и его жене? Притвориться, что ничего не знаем об этом событии, чтобы оно не навело нас, упаси бог, на ложные подозрения? И по той же причине мы должны забыть о Дженни?
– Ну нет, я бы так не сказал. Я не предлагаю ничего забывать, только…
– Я скажу вам, что надо делать! Вы должны поехать в Грейт-Холлинг. Харриет Сиппель, Ида Грэнсбери и Ричард Негус, они не просто три фрагмента одной головоломки. Они не детали, которые мы двигаем так и эдак, надеясь найти для них правильное место в общей картине. До того как умереть, они были людьми, живыми людьми, каждый со своей жизнью и чувствами: со своими смешными привычками, своими моментами прозрения, своим опытом. Вам надо поехать в деревню, где они жили, и выяснить, кто они такие, Кэтчпул.
– «Вам»? Вы хотите сказать, нам?
– Non, mon ami. Пуаро остается в Лондоне. Для достижения результата мне надо шевелить мозгами, а не ногами. Нет, поедете вы и привезете мне полный отчет о своем визите. Этого будет достаточно. Возьмите с собой два списка: имена постояльцев, останавливавшихся в отеле «Блоксхэм» в среду и четверг, и имена служащих отеля. Выясните, говорят ли кому-либо в проклятой деревне что-либо эти имена. Спрашивайте про Дженни и Пи Ай Джей. И не вздумайте вернуться, пока не узнаете историю викария и его жены, погибших в тысяча девятьсот тринадцатом году.
– Пуаро, вы должны поехать со мной, – с отчаянием в голосе сказал я. – В этом блоксхемском деле я не в своей тарелке. Я рассчитываю на вас.
– Рассчитывайте и дальше, друг мой. Сейчас мы вернемся в дом миссис Бланш Ансворт и приведем в порядок наши мысли, чтобы вы могли отправиться в Грейт-Холлинг во всеоружии.
Он всегда называл его «дом миссис Бланш Ансворт». И каждый раз я вспоминал, что и сам вначале думал о пансионе точно так же, пока не привык называть его просто «дом».
* * *
«Приведение мыслей в порядок» свелось к тому, что Пуаро, стоя напротив камина в гостиной, где рюши лавандового цвета занимали все свободное пространство, диктовал, а я, сидя рядом в кресле, записывал каждое его слово. Никогда, ни до ни после того случая, мне не доводилось слышать такой стройной и упорядоченной речи. Когда я попытался возразить, что он заставляет меня записывать вещи, которые мне и без того известны, то услышал длинную и подробную лекцию «о важности метода». По всей видимости, предполагалось, что та подушечка для булавок, которая служила мне вместо мозгов, не в состоянии вместить все необходимые детали.
Перечислив по пунктам все, что было нам известно, Пуаро перешел к тому, чего мы пока не знали, но надеялись узнать. (Я думал привести здесь оба эти списка, но потом решил, что не стоит утомлять читателя и приводить его в такое же раздражение, какое испытал я сам.)
Но, надо отдать Пуаро должное, записав под его диктовку все слово в слово и еще раз проглядев написанное, я ощутил, что и впрямь вижу теперь наш случай куда яснее: хотя из этого не следует, что он стал мне понятнее. Положив ручку, я вздохнул:
– Не очень-то мне хочется таскать с собой бесконечный список вопросов, на которые я не знаю ответов и не надеюсь когда-либо их найти.
– Вам не хватает уверенности в себе, Кэтчпул.
– Да. А что с этим можно поделать?
– Не знаю. Мне эта проблема не знакома. Меня никогда не беспокоит мысль о том, что я могу столкнуться с вопросом, на который не найду ответа.
– Вы считаете, что вы сможете ответить и на эти вопросы?
Пуаро улыбнулся.
– Вы хотите, чтобы я поддержал вашу веру в меня, раз уж в себя вы не верите? Mon ami, а ведь вы сами знаете гораздо больше, чем вам кажется. Помните, тогда, в отеле, вы пошутили насчет того, что все три жертвы прибыли в среду, как раз за день до убийства? Вы сказали: «Как будто приглашение на казнь получили, что-то вроде: «Пожалуйста, приезжайте в среду, чтобы мы могли посвятить весь четверг вашему убийству».
