– Ида была жуткой ханжой, – сказала Маргарет. – Ее отношение к другим людям было не менее безжалостным, чем отношение Харриет, но ею двигали страх и незыблемая вера в закон, который нам предписано соблюдать, а отнюдь не страсть к преследованию. Для Иды обличать грехи других вовсе не было удовольствием, как для Харриет. Она видела в этом свой долг доброй христианки.
– Когда вы говорите о страхе, вы имеете в виду воздаяние свыше?
– Да, и это тоже, но не только, – сказала Маргарет. – Разные люди по-разному воспринимают закон, каков бы он ни был. Прирожденных бунтарей вроде меня раздражают любые ограничения их свободы, в том числе самые разумные; но есть и те, кто приветствует само существование правил и даже их насильственное насаждение, потому что с ними они чувствуют себя спокойно. В безопасности.
– Такой была Ида Грэнсбери?
– Думаю, что да. Сама она так о себе не сказала бы. Она всегда представляла себя принципиальной женщиной, ни больше, ни меньше. У Иды не было простых человеческих слабостей! Мне жаль, что она умерла, хотя она и потворствовала непоправимому злу при жизни. В отличие от Харриет, Ида верила в искупление грехов. Она хотела спасать грешников, а Харриет хотела только обличать их и чувствовать себя чистой по сравнению с ними. Я думаю, Ида простила бы любого грешника, лишь бы тот покаялся. Она чувствовала себя уверенно, действуя в рамках закона, предписанного христианину. Это поддерживало ее картину мира.
– Какому злу она потворствовала? – спросил я. – Кому оно было причинено?
– Приходите и спросите меня об этом завтра. – Тон у нее был добродушный, но твердый.
– Патрику и Франсис Айв?
– Завтра, мистер Кэтчпул.
– А что вы можете сказать о Ричарде Негусе? – спросил я.
– К сожалению, почти ничего. Он покинул Грейт-Холлинг почти сразу после нашего с Чарльзом приезда. По-моему, он пользовался авторитетом в деревне – люди прислушивались к его мнению, обращались к нему за советом. О нем и сейчас говорят здесь с большим почтением, все, кроме Иды Грэнсбери. Она никогда не вспоминала о нем с тех пор, как он оставил ее и деревню.
– Кто принял решение расстаться: она или он? – спросил я.
– Он.
– Откуда вы знаете, что она никогда не вспоминала о нем после? Может быть, она только при вас не вспоминала, а с другими о нем говорила?
– О, со мной Ида не стала бы говорить не только о Ричарде Негусе, но и вообще ни о чем. Я знаю лишь то, что мне рассказал Амброуз Флауэрдейл, деревенский доктор, самый надежный человек на свете. Амброуз слышит все, что происходит в деревне, когда не забывает оставить дверь своей приемной приотворенной.
– Это тот самый доктор Флауэрдейл, о котором мне не следует помнить? Полагаю, запрет распространяется и на его имя?
Маргарет проигнорировала мое язвительное замечание.
– Я знаю из надежного источника, что, когда Ричард Негус ее бросил, Ида приняла решение забыть его и не вспоминать даже словом, – сказала она. – Она ничем не выдавала своих переживаний. Люди на это замечали: какая она сильная и решительная. А она выразила намерение впредь отдавать всю свою любовь одному Богу, убедившись в том, что Он более постоянен, чем мужчины.
– Вы бы удивились, узнав, что Ричард Негус и Ида Грэнсбери вместе пили чай в номере отеля в Лондоне в прошлый четверг вечером?
Маргарет вытаращила глаза.
– Услышь я, что они пили чай вместе, вдвоем, – да, я бы сильно удивилась. Ида была из тех, кто, раз проведя черту, никогда ее не переступит. Судя по тому, что я слышала о Ричарде, он был такой же. Решив, что Ида не годится ему в жены, он вряд ли переменил бы свое мнение, да и Ида снизошла бы до совместного чаепития не раньше, чем он упал бы перед ней на колени, униженно умоляя о встрече.
Помолчав, Маргарет продолжила:
– Но раз Харриет Сиппель оказалась в том же отеле, полагаю, что и она присутствовала на том чаепитии?
Я кивнул.
– Что ж. Значит, им надо было обсудить что-то настолько важное, что все прежние разногласия отошли на второй план.
– Вы можете предположить, что бы это могло быть?
Маргарет снова посмотрела в окно на ряды могил на кладбище.
– Возможно, предположение появится, когда вы придете навестить меня завтра.
Глава 11
Два воспоминания
Пока я напрасно старался убедить Маргарет Эрнст рассказать мне историю Патрика и Франсис Айв, Эркюль Пуаро находился в кофейне «Плезантс» в Лондоне, где занимался не менее бесполезным делом: пытался выудить из официантки Фи Спринг то, что она хотела ему рассказать, но не могла вспомнить.
– Все, что я могла вам сказать, я уже сказала, – устало твердила ему она. – В тот вечер я заметила, что с Дженни что-то не так. Тогда я отогнала эту мысль, решив, что подумаю об этом позже, а сама запрятала ее так глубоко, что теперь никак не могу вспомнить. И не приставайте ко мне, все равно не поможет. Так вы совсем ее спугнете. Терпения в вас нет, вот что.
– Пожалуйста, не отказывайтесь от попыток вспомнить, мадемуазель. Это может оказаться крайне важно.
Фи Спринг бросила взгляд на дверь через плечо Пуаро.
– Что до воспоминаний, то скоро сюда придет один человек, у которого они наверняка имеются. Он уже заходил около часа назад. Полицейский показал ему дорогу – да нет, прямо-таки проводил его сюда, как будто тот особа королевской крови. Я еще подумала, важная шишка, наверное. Вас тут не было, вот я и сказала ему, чтобы он приходил через час. – Она посмотрела на часы, которые стояли на гнутой полке между двумя чайными чашками, как раз у нее над головой. – Я знала, что вы еще хотя бы раз зайдете, после того, как я сказала вам, что искать ее здесь бесполезно.
– Этот джентльмен не назвал свое имя?
– Нет. Однако был мил и вежлив. Вел себя уважительно. Не то что тот, грязнуля, который говорил вашим голосом. Никакого права так поступать у него не было, хоть и получалось хорошо.
– Pardon
[37]
, мадемуазель. Человек, на которого вы ссылаетесь – мистер Сэмюэль Кидд, – вовсе не говорил моим голосом. Он лишь пытался это сделать, но ни один человек не может в точности скопировать голос другого.
Фи расхохоталась.
– Ну, ваш-то он копировал чертовски здорово! С закрытыми глазами я бы и не догадалась, кто говорит.
– Значит, вы плохо слушаете, как говорят люди, – рассердился Пуаро. – У каждого из нас свой уникальный тембр, своя каденция. – Желая проиллюстрировать свою мысль, Пуаро поднял чашку с кофе. – И они столь же неповторимы, как потрясающий напиток кофейни «Плезантс».
– Слишком много вы его пьете, – сказала Фи. – Это вредно.
– Откуда у вас такая идея?
