Лицо самого Томаса Бригнелла стало в этот момент краснее кларета.
Пуаро продолжал:
– Человек, игравший роль Ричарда Негуса, спросил бокал шерри. Для чего? Чтобы продлить их с Бригнеллом нечаянную встречу, заставив клерка теперь уже точно запомнить его лицо? Или чтобы успокоить расходившиеся нервы? Возможно, и для того, и для другого… А теперь позвольте мне сделать небольшое отступление: в остатках шерри в том самом бокале был найден цианид, так же, как и в остатках чая в чашках в номерах Харриет Сиппель и Иды Грэнсбери. Однако три жертвы преступления погибли, выпив не чая и не шерри. Такого просто не могло быть. Напитки принесли слишком поздно для убийства, когда жертвы были уже давно мертвы. Бокал шерри и две чашки с чаем на столиках рядом с трупами играли постановочную роль: они должны были убедить нас в том, что убийства произошли после четверти восьмого. На самом деле цианид, от которого скончались Ричард Негус, Харриет Сиппель и Ида Грэнсбери, был подан им гораздо раньше, и совсем в ином виде. В каждом номере отеля у раковины стоит стакан для воды, не так ли, месье Лаццари?
– Si
[56]
, месье Пуаро. Действительно, стоит.
– Тогда я полагаю, что именно так они и получили яд: с водой. Затем стаканы тщательно промыли и вернули на место. Мистер Бригнелл, – обратился Пуаро к клерку так внезапно, что тот даже пригнулся, словно в него нацелились из ружья. – Вы не любите говорить перед публикой, но в прошлый раз вы все же собрались с духом и выступили перед собранием в этой комнате. Вы рассказали нам о своей встрече с мистером Негусом в коридоре, но не упомянули про шерри, хотя я спрашивал о нем особо. Позднее вы разыскали меня и добавили эту деталь в нашем разговоре. Когда же я спросил вас, почему вы не сообщили об этом сразу, вы мне ничего не ответили. Я тогда так и не понял почему, но мой друг Кэтчпул высказал очень тонкое замечание, пролившее на ваше поведение нужный свет. Он сказал, что вы человек совестливый, и в деле об убийстве утаили бы от следствия лишь то, что, по-вашему, никак не могло помочь в раскрытии преступления, зато почему-то смущало вас самого. Он попал в точку, верно?
Бригнелл едва заметно кивнул.
– Позвольте мне объяснить. – Пуаро повысил голос, хотя и до того говорил достаточно громко. – Когда мы встречались в этой комнате в первый раз, я спрашивал всех, не относил ли кто-нибудь шерри в комнату мистера Негуса. Никто не ответил. Почему Томас Бригнелл не сказал тогда: «В его комнату я ничего не относил, но подал ему бокал шерри в коридоре»? Пуаро ответит! Он не сделал этого потому, что сомневался и не хотел говорить то, что могло оказаться неправдой. Мистер Бригнелл – единственный служащий отеля, который видел одного из убитых гостей дважды; точнее, ему пытались внушить, что он видел Ричарда Негуса не один, а два раза. Он знал, что подал бокал шерри человеку, который назвался Ричардом Негусом и вел себя так, словно они с Бригнеллом уже встречались, однако его лицо не было похоже на лицо того Ричарда Негуса, которого он видел в первый раз. А вы помните, что мистер Лаццари сказал нам об исключительной памяти мистера Бригнелла на лица. Именно поэтому он не заговорил, когда я спрашивал тогда о шерри! Ему помешали сомнения. Внутренний голос шептал ему: «Это наверняка был он, тот же человек. Но как это мог быть он – я ведь не узнал его?» Несколько мгновений спустя мистер Бригнелл сказал себе: «Ну что я за осел? Конечно, это был Ричард Негус, раз он так себя называл! Значит, раз в жизни меня подвела память. Да и потом, он говорил в точности как Ричад Негус, так же правильно». Столь безупречно честному человеку, как мистер Томас Бригнелл, и в голову не пришло, что кто-то может разыграть перед ним Ричарда Негуса для того, чтобы просто ввести его в заблуждение.
Придя к выводу, что встреченный им человек был Ричардом Негусом, мистер Бригнелл решил встать и рассказать мне об их с мистером Негусом встрече в коридоре в половине восьмого в четверг, но упомянуть про шерри постеснялся, боясь, как бы его не сочли глупцом по той причине, что он сидел и молчал, когда я задавал этот вопрос. Ведь я наверняка спросил бы у него при всех: «Так что же вы раньше молчали?» – и мистеру Бригнеллу пришлось бы, к его непереносимому смущению, ответить: «Потому что я сидел и думал о том, как это у мистера Негуса оказалось два лица». Мистер Бригнелл, вы можете сейчас подтвердить, что мои слова – правда? Не надо бояться показаться глупцом. Напротив, вы проявили себя очень проницательным человеком. Это действительно было другое лицо. И другой человек.
– Слава богу, – заговорил Бригнелл. – Все, что вы сейчас сказали, абсолютно верно, мистер Пуаро.
– Bien sür, – отозвался Пуаро без всякой скромности. – Не забывайте, дамы и господа, что одно и то же имя не обязательно обозначает одного и того же человека. Когда месье Лаццари описал мне женщину, которая взяла комнату в его отеле, назвавшись Дженни Хоббс, я решил, что это, возможно, та же женщина, которую я встречал в кофейне «Плезантс». По крайней мере, по описанию она была очень на нее похожа: светлые волосы, темно-коричневая шляпа, чуть более светлое пальто. Однако двое людей, видевших какую-то женщину, всего по одному разу каждый, не могут только по описанию утверждать, что это была одна и та же особа. Это навело меня на размышления. Я уже подозревал, что мертвый Ричард Негус, чье тело я видел, и живой Ричард Негус, виденный Рафалем Бобаком и Томасом Бригнеллом, – не одно и то же лицо. Затем я вспомнил, как мне говорили, что в среду вечером, когда Ричард Негус прибыл в отель, его регистрировал Томас Бригнелл. Если я не ошибся в своих предположениях, то это должен был быть другой Ричард Негус, настоящий. Тогда я понял затруднения Томаса Бригнелла. Разве мог он при всех сказать, что у этого человека оказалось два лица? Все сочли бы, что он спятил!
– Да вы сами говорите, как помешанный, мистер Пуаро, – бросил Сэмюэл Кидд с презрительной усмешкой.
Пуаро продолжал как ни в чем не бывало.
– Тот человек, который выдавал себя за мистера Негуса, мог не походить на него внешне, но вот его голос и манеру говорить он скопировал виртуозно. Он отличный пародист – как и вы, не правда ли, мистер Кидд?
– Не слушайте его! Он лжец!
– Нет, мистер Кидд. Лжец – это вы. Вы не однажды меня представляли.
В конце комнаты поднялась со своего места Фи Спринг.
– Вы должны верить мистеру Пуаро, – сказала она. – Он говорит правду, точно. Я сама слышала, как мистер Сэмюэл Кидд говорил с его акцентом. С закрытыми глазами я их двоих не различила бы.
– Сэмюэл Кидд лжет не только голосом, – сказал Пуаро. – В нашу первую встречу он прикинулся глуповатым, неряшливым человеком: на его рубашке не хватало пуговиц, и она была вся в пятнах. Да еще и борода неровная: он выбрил лишь небольшой клочок кожи на одной щеке. Месье Кидд, пожалуйста, объясните присутствующим, почему вы решили предстать передо мной таким неряхой в нашу первую встречу?
Сэмюэл Кидд смотрел прямо перед собой. Он молчал. Его глаза были полны ненависти.
– Очень хорошо; если вы не хотите ничего объяснять, то это сделаю я. Месье Кидд оцарапал себе щеку, когда спускался по дереву, растущему за окном номера 238, в котором остановился Ричард Негус. Порез на лице щеголевато одетого мужчины привлекает внимание, не так ли; могут возникнуть вопросы. Человек, следящий за своей внешностью, вряд ли позволит бритве оставить нежеланный след на своем лице. Мистер Кидд не хотел, чтобы я что-то заподозрил. Ему не нужно было, чтобы я задал себе вопрос, а не вылезал ли он недавно в окно и не спускался ли на землю по стволу дерева, вот он и превратил себя в неряху. Он прикинулся человеком, способным не только порезаться во время бритья, но и, получив порез, бросить это занятие совсем и разгуливать недобритым. Понятно, что такой человек вполне способен на неаккуратное обращение с бритвой, – вот во что должен был поверить Пуаро и во что он действительно поверил сначала.
