— Другие водители тоже замешаны в их дела?
— Говорит, что нет.
— Что еще он знает? Зачем Шеффер похищает детей? Почему он так интересуется процентным содержанием цезия в организме каждого ребенка?
Шарко снова сдавил пальцами шею Владимира, тот чуть не плакал.
— Да не знает он! Он, как и я сам, только звено в цепи. Я работаю на ассоциацию, Михаил перевозит радиоактивные отходы и выполняет по контрактам отдельные поручения.
— Ага, например, отправляет людей на тот свет! Кто еще ваши сообщники в ассоциации?
— Никто. Шеффер всегда обращался прямо к нам.
Шарко расстрелял его взглядом и повернулся к Люси:
— Что будем с ними делать?
Люси прочитала в глазах комиссара решимость, умноженную желанием оставить от этих людей мокрое место, и спокойно ответила:
— Передадим властям и правосудию. Как только вернется сеть, позвоним Белланже, пусть он свяжется с Арно Лашери и еще с этим… с полицейским из Москвы, Андреем Александровым. Поехали, Франк.
Комиссар, словно только и ждал разрешения, схватил Владимира за воротник, с силой оторвал от земли, связал, засунул обоих пленников в кузов фургона, сел с ними рядом. Люси тем временем устроилась на переднем сиденье у руля.
Заурчал двигатель, но машина не сдвинулась с места.
Шарко забеспокоился, постучал в стенку:
— Люси, ты в порядке?
Она молчала.
Франк спрыгнул на землю, добежал до дверцы кабины, отодвинул, заглянул.
Люси лежала головой на руле. Без сознания.
66
На четвертом этаже дома 36 по набережной Орфевр было почти пусто: с середины дня полицейские стали уходить домой, к семьям. Желали коллегам веселого Рождества, прощались, оставляли на потом не самые горящие дела — и уходили, причем больше половины офицеров намеревались вернуться только после Нового года.
Однако кое-где лампы на рабочих столах горели, в том числе и в комнате бригады Белланже. Впрочем, лампа здесь горела только одна: руководитель группы, подумав, решил в конце концов отпустить лейтенантов Робийяра и Леваллуа. Ребята работали как ненормальные с самого начала расследования, сутками не бывали дома, он не мог лишить их Рождества с семьей — вот и остался куковать перед включенным компьютером в одиночестве.
Правда, и его ждали к накрытому столу — ждала компания старых друзей, таких же закоренелых холостяков, как он сам. Никому их них пока не удалось найти родственную душу, и все они — за нехваткой времени — пользовались понемножку услугами сайтов знакомств…
Но нет, сегодня он опять не придет на традиционный сбор, снова не сможет с ними увидеться. Не до праздников.
Час назад Шарко позвонил из какой-то киевской больницы, сказал, что Люси хлопнулась в обморок и теперь ей будут делать кучу анализов.
Хм… Может, после того, что ему рассказал Шарк, все-таки не стоило отпускать подчиненных… Франк только что передал украинской полиции двух людей, впрямую и очень плотно замешанных в их деле; труп Валери Дюпре обнаружен в радиоактивных водах ближайшего к атомной станции озера; развалины советских лабораторий использовались как тюрьма для детей, которых потом перевозили в машине с радиоактивными отходами на Урал…
Хуже бреда не придумаешь.
А сам комиссар французской полиции сидит в это самое время в посольстве Франции на Украине, пытаясь разобраться в ситуации на месте. Со стороны России и Интерпола во всем этом участвуют Арно Лашери и майор Андрей Александров, которые занимаются сейчас подготовкой приезда двух парижских полицейских в Москву и помощью в поисках, а то и в задержании Дассонвиля и Шеффера.
Если, конечно, состояние Люси это позволит, если с ней не случилось ничего особенно плохого.
И надо же было, чтобы весь этот бардак выпал на самый что ни на есть неподходящий день…
В ожидании, пока позвонит Микаэль Ланглуа из биологической лаборатории научной полиции, Белланже продолжал сопоставлять одни сведения, полученные из телефонных звонков, с другими, и его преследовало ощущение, что это никогда не кончится. Еще десять лет такой жизни — и от него останется только тень.
В эту ночь ему не удастся выпить, не удастся отпраздновать Рождество, он так и будет сидеть взаперти здесь, в этих стенах со столетней историей. Образ жизни, из-за которого пошли прахом все надежды Никола на любовь, но куда же от него денешься…
Работа двадцать четыре часа в сутки — вот как это называется.
Телефон снова зазвонил. Биолог!
— Да, Микаэль, слушаю. Я ждал твоего звонка.
— Привет, Никола! Я сейчас в доме Шеффера, точнее — в его подвале.
У Белланже глаза полезли на лоб.
— Зачем тебя туда понесло в такое время? Будут же…
— Не волнуйся, ничего не будет, мне разрешили. Понесло, потому что я непременно должен был кое-что проверить, прежде чем начну праздновать. И у меня тут такие открытия… мало сказать, открытия!
По голосу было понятно, что Ланглуа сильно возбужден. Белланже переключил мобильник на громкую связь, положил перед собой на стол:
— Давай рассказывай!
— Рассказываю. Только попробуем по порядку, да? Сначала насчет гидр. Все они радиоактивны, уровень — от пятисот до двух тысяч беккерелей на килограмм, в зависимости от аквариума: чем правее стоит аквариум — тут, у Шеффера, — тем выше уровень радиоактивности.
Белланже вспомнил о татуировках на телах детей и прервал рассказ биолога:
— Погоди. Говоришь, этих гидр сделали радиоактивными? А зачем?
— Думаю, это станет понятно, когда ты узнаешь обо всем остальном. Значит, дальше. Сегодня днем пришли результаты анализа кусочков, найденных в морозильнике. Конечно, сочельник не лучший момент говорить об этом, но…
— Мало ли что не лучший, надо — значит надо. Продолжай.
— В каждом маленьком пакетике содержится образец какой-либо части человеческого тела, какой-нибудь ткани. Какой хочешь: кусочек сердца, печени, почки, мозга, костей разного типа… есть фрагменты желез, семенников, кожи… Комплект дает почти полное представление о нашем организме.
Белланже поерзал в кресле, провел рукой по лбу:
— Образцы брали у живых людей?
— Да, у живых или, может быть, только что умерших: ни малейших следов разложения, скорее, наоборот. Кстати, эти частички были не просто заморожены, а быстро заморожены.
— Какая разница?
— А вот какая: в этом случае температура снижается куда быстрее, чем при обычной заморозке, и скорее достигает нужного уровня — примерно от минус сорока до минус шестидесяти градусов. Быстрое замораживание применяется в промышленности, потому что благодаря ему продукция дольше и лучше сохраняется.
