— Далеко отсюда этот Аллев?
— Километров тридцать, — ответил директор прачечной. — Это выше в горах, на берегу реки. Ровно на полдороге между курортом Экс-ле-Бен и Анси. — Он повернулся к окну. — Ишь как сыплет, при таком снегопаде уже через час подняться туда будет очень трудно, тем более что там, наверху, снегопад не прекращался все последние дни. Шоссе, должно быть, завалило, и не в одном месте. Рискуете застрять.
— Этого человека уволили в две тысячи четвертом году. А можно узнать за что? Какой именно серьезный дисциплинарный проступок он совершил?
Оке встал и подошел к металлическому шкафу:
— Думаю, это у меня записано где-то здесь… — Он порылся в бумагах на одной полке, на другой, нашел то, что искал, вернулся к столу со скоросшивателем в руках, открыл его, послюнил палец, стал пролистывать, переводя глаза со страницы на страницу и строки на строку, и внезапно застыл с изумленным видом. — Ух ты, как странно! Тут написано, что один из докторов застал Агонла в палате пациентки травматологического отделения, когда ту увезли на исследование. Этот тип украл фотографию с удостоверения личности больной, а в руке у него был слепок ключа от дома.
20
Пейзаж вокруг их «206-го» смахивал на апокалиптический, да и обстановка напоминала о конце света. Пока они ехали по узеньким горным дорогам, небо стало чернее черного, а снежные хлопья закружились в бешеном танце — словно пурга из романов Стивена Кинга. Дворники метались по лобовому стеклу с такой скоростью, что было страшно за двигатель: вдруг не выдержит и сломается? Что до фар, то их свет можно было бы назвать в лучшем случае условным. Судя по навигатору, до места оставалось еще двенадцать километров, и уже полчаса, как им не встретилось ни одной машины.
— Эти двенадцать километров — самые долгие в моей жизни, — вздохнул Франк. — Теперь ты понимаешь, что без цепей мы бы ни за что тут не проехали?
Цепи противоскольжения они купили, как только покинули больницу, и, собираясь в путь, надевали их минут тридцать, не меньше. А сейчас Люси сидела, уставившись на распечатанный директором прачечной листок, и старалась хоть что-то там прочесть: света лампочки явно не хватало.
— Сведений кот наплакал, зато говорят они о многом… Два года юноша числился на медицинском факультете в Гренобле, потом перешел на химический и еще два года провел на психологическом. Шесть лет учился, но так и не получил никакого диплома. Если верить этой бумаге, в двадцать три года Агонла поступил на работу в психиатрическую больницу Рюмийи, это опять-таки Рона–Альпы. Должность его называлась просто «сотрудник». Ну и что он там, по-твоему, делал?
— Мыл сортиры и пол в кухне.
Люси сощурилась: свет лампочки все слабел. Шарко ехал со скоростью самое большее двадцать километров в час.
— Понятно… Стало быть, занимался он этим опять-таки два года, в прачечную пришел в две тысячи втором и пробыл там до две тысячи четвертого. Между…
Ее с силой бросило в сторону, и она замолчала. Франк одной рукой резко крутанул руль, другой до предела выжал клаксон. Прямо перед ними в снежной пыли растаяли два красных огонька.
— Этот кретин чуть меня не подрезал! Я не видел, что он собирается нас обгонять, и… — Комиссар выдохнул и остановился посреди дороги.
— Ты совсем вымотался. Хочешь, я поведу? — предложила Люси.
— Ничего, все будет нормально. Ну, испугался, что ж, бывает… Только эти горные козлы и могут ездить здесь с такой скоростью!
Шарко медленно-медленно тронулся с места. Люси видела, как бьется жилка на его шее. Сейчас они вполне могли бы лежать на дне пропасти…
Убедившись, что все в порядке, она снова взялась за листки с данными на Филиппа Агонла:
— Хм… С того дня, как он ушел из психиатрической больницы Рюмийи, и до того, когда его взяли в прачечную, прошло примерно полтора года, о которых здесь ни слова. Вот и все! Больше мы ничегошеньки о нем не знаем, единственное — что в две тысячи четвертом был из «Солнечных склонов» уволен…
— Биография этого персонажа просто-таки цепь неудач, — отозвался Шарко. — С кем мы имеем дело? С внешне непривлекательным парнем, кидавшимся с факультета на факультет. Образование у него, значит, самое что ни на есть хаотичное, вроде как хотел стать врачом или ученым, да так никем и не стал… Может, он и умный, но явно неуравновешенный и непоследовательный.
— Думаю, Агонла завидовал тем, кому удалось кем-то стать. Психологам, врачам, хирургам медицинского центра… Таская баки с грязным бельем по коридорам больницы, он наверняка замирал у стеклянной стены оперблока.
— При этом у него была возможность заходить в палаты пациентов в любое время. То есть он запросто мог рыться в их личных вещах и делать слепки их ключей от дома — на будущее.
Люси выключила лампочку и уставилась в окно. Парапет справа, за ним непроглядная тьма… От вида гор и сосен, тянувшихся в небо, подобно рядам копий, ей стало страшно.
— Франк, может, зря мы намылились туда только вдвоем? Мы же, по сути, ничего о нем не знаем.
— Хочешь повернуть обратно?
— Нет-нет! Ты ведь надел тот самый костюм! — Она откинулась на спинку сиденья и вздохнула. — Мы возьмем убийцу. Ему от нас не уйти.
Им больше не хотелось разговаривать, и они замолчали, прислушиваясь к тому, как растет внутри напряжение. После стольких лет работы в полиции, после стольких запутанных дел они так и не избавились от этого удушливого, сводящего кишки страха. Но он, страх, был необходим, чтобы выжить, он был необходим, чтобы оставаться начеку. Комиссар отлично знал: бесстрашный полицейский — мертвый полицейский.
Дорога виляла, становясь с каждым из бесчисленных поворотов все более скользкой и опасной. Шарко снова затормозил:
— Больше не могу вести машину по этому катку. Садись за руль.
Они поменялись местами. Люси держалась слева, ближе к горам, виражи становились все круче. Ее спутник вцепился в сиденье:
— Слушай, ты водишь еще хуже меня!
— Хорошо кому-то критиковать!
Рельеф изменился, дорога пошла вниз, им чудилось, что машина движется в черную дыру. Но вот наконец показались первые признаки цивилизации — огоньки. Время было послеобеденное, но эти отрезанные от мира люди сидели по домам, включив свет.
«Отшельники, туземцы, живущие вдали от всех и всего», — подумал комиссар.
«Пежо» двигался по вымершим улицам на самой низкой скорости. Ни одного прохожего — разве что две-три тени у скромных лавчонок. Ни малейшего сходства с модными лыжными станциями. Полицейские миновали мост и почти сразу же очутились за чертой города. Навигатор вел их вдоль потока, в котором бушевала ледяная зимняя вода. Минуты через три GPS сообщил, что они на месте. Но можно ли прибору верить? Вокруг ничего, кроме сосен, снега и гор… И тут Шарко заметил между деревьями дорогу, как ему показалось, достаточно широкую для того, чтобы мог проехать автомобиль.
