Тетрадь заполняли двое: один писал на вложенных листках, другой — прямо на тетрадных страницах.
Снаружи опять донесся шум. Люси подошла посмотреть, и в этот момент из тетрадки что-то выскользнуло.
— Это вы, бригадир Леблан?
Тень наклонилась к окошку:
— Я. — Изо рта говорившего вылетело облачко пара. — Вы так давно уже в подвале… Все ли в порядке?
— Да-да, все в порядке. Сейчас поднимусь.
Она присела, подняла упавшую на пол черно-белую фотографию. Старый, очень старый снимок, обгоревший снизу. На снимке трое — двое мужчин и женщина — за столом в маленькой и, похоже, очень темной комнате. Перед ними — листы бумаги, ручки, они странно, как-то чересчур серьезно смотрят в объектив.
Люси прищурилась, рассматривая человека в центре. Неужели это…
Поднесла фотографию ближе к свету.
Лицо в форме груши, растрепанные волосы, седоватые усики… Никаких сомнений, это Альберт Эйнштейн.
Озадаченная, Люси сунула поврежденный огнем снимок обратно в тетрадку, тетрадку спрятала под курткой, поставила на место кирпичи, убедилась, что все стало так, как было, и поднялась по лестнице, стараясь выглядеть совершенно спокойной. Распрощавшись с охранниками, она села в машину и растворилась в ночи. У Люси было четкое ощущение, что эта таинственная фотография и есть то самое дерево, за которым скрывается лес.
Вперед, в больницу.
26
Люси вздрогнула и проснулась.
Огляделась, чтобы понять, где находится: ага, это больничная палата, а проснулась она оттого, что за спиной у нее стоит Шарко в голубой пижаме. Стоит и поглаживает ее по затылку.
— Сегодня воскресенье, и уже почти одиннадцать утра, — улыбнулся он. — Вот я и подумал, не пора ли принести тебе круассанов.
Люси распрямилась, поморщилась, потому что все тело у нее затекло, да и проспала она всего несколько часов.
— Франк, почему ты на ногах?
Он повернулся, показывая себя с разных сторон:
— Неплохо выгляжу для привидения, да? Доктор, конечно, слегка рассердился, столкнувшись со мной в коридоре, но тем не менее все мне объяснил. А потом я повстречался еще и с жандармом, так что знаю уже и о смерти Агонла, и о трупах в морозильнике. Насколько я понял, все мои бумаги черт знает в каком состоянии, сотовый пропал, любимый костюм больше не надеть и…
Люси изо всех сил прижалась к комиссару, крепко его обняла:
— Мне было так страшно, Франк… Если б ты только знал!
— Я знаю.
— И мне так грустно оттого, что сдуру тогда с тобой поссорилась… Правда-правда.
— Мне тоже. Такого больше не должно быть.
Шарко закрыл глаза, продолжая гладить Люси по спине. От жутких воспоминаний все волоски у него на коже вставали дыбом. Он до сих пор чувствовал, как сжимает его грудь ледяная вода, как трудно дышать, как тяжелеет тело, как тянет вниз, в глубину… Он ощущал дикое жжение во всех мышцах — как в ту минуту, когда выбирался на берег…
— У меня больше нет служебного оружия — за столько лет в полиции я ни разу не терял пистолета, даже в худших обстоятельствах, а тут… Что бы это значило? Может, и впрямь пора завязывать?
Люси поцеловала Франка. Они ласкали друг друга, обменивались нежными, смешными прозвищами. Комнату заливал свет. Шарко подвел подругу к окну:
— Посмотри.
От пейзажа просто дух захватывало. Солнечные лучи играли на ослепительно-белых вершинах, краски были яркими, сияющими. Внизу медленно двигались машины. Эта жизнь за окном, этот свет… до чего же все вместе хорошо…
— Горы чуть не лишили меня жизни, но все-таки я их люблю.
— А я их ненавижу!
Они переглянулись, чувствуя себя полными дураками, и расхохотались. У Шарко от смеха заболели ребра, но он успешно это скрыл. Он рассказал Люси, что, несмотря на кое-какие противопоказания, намерен к вечеру выписаться: все у него в порядке, ну, покалывает то тут, то там, так это же ерунда.
«Наверное, Франк просто боится меня огорчить и хочет показать, что по-прежнему крепок телом…» — подумала она.
— А знаешь, ты чертовски сексапилен в этой голубой пижаме!
— Тем не менее легко без нее обойдусь!
Люси еще крепче к нему прижалась:
— Я хочу быть с тобой, прямо сегодня вечером, в гостинице. Да-да, я хочу, чтобы ты выписался и чтобы мы сделали наконец нашего ребеночка. И так, можно сказать, потеряли вчера целый вечер!
Шарко попытался улыбнуться. Он сразу же вспомнил о том, что сказал врач, изучая его анализы: «…я не вижу никаких физиологических причин для того, чтобы ваши сперматозоиды были такими вялыми». Может, и так, может, если взять отпуск, отдохнуть, зверюшки станут пошустрей… Уж конечно! Легко ему говорить!
В конце концов комиссар посерьезнел и заглянул Люси в глаза:
— Тот тип, который бросил меня в реку, — он сильно выдохся, когда я за ним гнался. Я не слишком быстро бегаю, но он еще медленнее. Думаю, он не очень молод. Разглядеть лицо не удалось, но куртку его, когда он толкал меня в воду, я разглядел. Без капюшона, толстая, цвета хаки. По описанию — точно такая, какая была на мужчине, похитившем из больницы ребенка.
— Уверен?
— Абсолютно уверен.
Люси будто ударили. Она благодарила небо за то, что не успела побывать в педиатрическом отделении, не встречалась глазами с этим ребенком, потому что теперь представляла себе самое худшее.
Они молчали, в воздухе росло напряжение. Слова Шарко подтверждали то, о чем она все время думала.
— Мне кажется, кто-то идет по тому же следу, что и мы, опережая нас на несколько шагов и убирая с нашего пути все, что могло бы помочь нам продвинуться. Всякий раз он выигрывает время и «зачищает» очередной участок. Мне кажется, у Агонла он искал записи.
Люси достала из внутреннего кармана куртки тетрадь:
— Вот эти записи. В тетрадке полно химических формул, рисунков, схем, описаний опытов с сероводородом… Агонла упоминает тут и жертв — говорит о способах, какими усыплял их… Количества, дозировки…
Шарко взял в руки тетрадку:
— Неужели ты добилась от жандармов разрешения оставить себе оригинал?
— Да они понятия не имеют, что я нашла тетрадку! Она была спрятана в стене подвала, за кирпичами.
Ошеломленный, Шарко смотрел на подругу-коллегу, не веря своим ушам:
— Ты хочешь сказать…
— Ага, именно это и хочу сказать. А еще — что я все там сделала, как было.
— Люси!
Она чуть отодвинулась от Франка, развела руками:
— Ну а как иначе-то? Записки Агонла прямо связаны с нашим делом, а этот чертов жандарм, этот, как его, Шантелу, выпихнул нас из расследования. Если бы тетрадь попала к нему, он в жизни не выдал бы нам ни крохи информации! Ты же помнишь: «Я ведь сказал, мы берем это дело СЕБЕ» — и точка! Чем ворчать, лучше загляни в тетрадку-то.
