— Ну что, запускаю?
— Я готова.
Но руководитель группы все еще колебался. Он обвел взглядом подчиненных, всматриваясь в каждого, — заметно было, что он боится за Люси… В конце концов Никола вздохнул и включил проекцию.
Люси прижала кулак ко рту. На первом снимке она увидела голого ребенка с чисто выбритой головой, лежавшего на металлическом столе — таком, на каких обычно делается вскрытие. Глаза ребенка были широко раскрыты, но, казалось, смотрели в пустоту. Жив он, нет? Непонятно. Снимок, сделанный, судя по всему, перед каким-то хирургическим вмешательством, был цветной, тона холодные, кожа ребенка выглядела неестественно белой.
И на этой неестественно-белой коже… Люси бросило в дрожь: на груди ребенка, слева, она увидела татуировку — что-то вроде дерева с шестью ветвями, а внизу номер: «1210». Внутри у нее все сжалось от боли, ужаса и отвращения, но она попыталась не растерять собранности — надо было запомнить каждую мелочь, каждую деталь. Облицованные белой плиткой стены, кусочек хирургической, не дающей тени лампы в кадре, стерильный вид комнаты…
— Операционная… — выдохнула она. — Господи, что они намеревались делать с малышом?
Белланже молча перешел к следующему снимку. Еще один ребенок с татуировкой — точно в том же положении. Еще одно бледное личико, другие, но такие же неподвижные руки-ноги, и этот тоже — на операционном столе. Сколько ему лет? Десять?
Теперь снимки шли один за другим — чередой эпизодов кошмарного сценария. И всякий раз на столе лежал другой мальчик.
— Ты в порядке? — спросил Белланже, пытаясь изобразить, что сам-то он спокоен.
— В порядке…
— Номера под татуировкой разные, от семисот до полутора тысяч. Что они означают, нам на сегодняшний день неизвестно.
Он заметил, какими огромными, словно хотели вобрать в себя максимум света и информации, стали глаза Люси.
— А теперь смотри очень внимательно.
Никола нажал кнопку «дальше», и на стене возник следующий снимок. На этот раз грудь мальчика пересекал длинный шрам, совсем свежий, как будто ребенка только что прооперировали и зашили.
Люси нахмурилась и слегка наклонила голову:
— Похоже, мальчик тот же, что на первой фотографии?
— Он, — подтвердил Белланже.
Программа позволяла поставить рядом два снимка, и Белланже этой возможностью воспользовался. Теперь слева на импровизированном экране был мальчик с нетронутой грудной клеткой, справа — с длинным швом. Татуировка и число под ней — совершенно одинаковые: «1210». На первом снимке глаза ребенка были широко открыты, и в них плескался страх. Люси застыла на стуле, не в силах шевельнуться, но она не могла допустить, чтобы с ней произошло то же, что во время аутопсии Кристофа Гамблена, и старалась сохранять хладнокровие.
— Что с ним сделали?
— Так, мне кажется, зашивают грудную клетку, когда оперируют на сердце, — медики скажут точнее. Выжил ли ребенок после этой операции, понять трудно. Сейчас отправлю экспертам фотографии. Янник Юбер из научной полиции тоже займется этими снимками и попытается вытащить из них все, что только можно: место, время… пусть даже, как мне кажется, ни к чему это и не приведет…
Никола замолчал, потер ладонью лоб. Кожа у него под глазами набрякла, обвисла. Леваллуа встал, прислонился к стене — ему было трудно дышать.
— Думаю, Валери Дюпре удалось вырвать у них одного из этих мальчиков, — продолжал Белланже. — Не знаю, каким образом она это сделала, но сделала. И сунула ему в карман бумажку со своим именем и номером департамента — скорее всего, потому, что обстоятельства вынуждали журналистку с ребенком расстаться. После чего, как я предполагаю, этот мужчина в куртке цвета хаки напал на след мальчонки, нашел его в больнице, похитил и убил.
Люси наконец удалось отвести глаза от стены со снимками, и она приняла от Белланже эстафету:
— Дассонвиль пытками заставил Кристофа Гамблена говорить, узнал от него о существовании Филиппа Агонла, добрался до того и постарался избавиться от всего, что могло бы направить розыск по верному пути. К счастью, ему не хватило времени найти записи об анабиозе, спрятанные за кирпичами.
— Пока все сходится…
— Этих детей клеймили, как скот, номерами и татуировкой со странным символом, оперировали, фотографировали перед операцией всех и только одного из них — после нее. Что бы это могло быть? О чем может идти речь? О пересадке органов?
— Мы тоже думали об этом, — ответил Робийяр, — но это никак не вяжется с состоянием здоровья ребенка из кретейской больницы. Вспомните, какой он был плохонький… Да и кому нужны сердце с аритмией или больные почки?
— Хм… в таком случае, может быть, наоборот, ему собирались органы пересаживать?
Вопрос повис на несколько секунд в воздухе. Наконец Белланже ответил — тоже вопросом:
— С какой целью?
— Не знаю. А что, если это научный эксперимент? И татуировка с числами должна иметь какой-то смысл? Как знак качества.
— Мы искали, исследовали символику сект, присматривались ко множеству штук такого рода, но нигде ничего похожего…
— Может быть, у этих мальчиков есть что-то общее, некая характеристика, которая и заставила интересоваться именно ими?
Белланже согласился, правда отнюдь не с энтузиазмом:
— Результаты анализов крови ребенка должны прийти завтра утром — возможно, узнаем какие-нибудь подробности. Нельзя забывать, что, похоже, начало всей этой неразберихи было положено загадочной старой рукописью и что Дассонвиль, очевидно, убил семерых своих собратьев только для того, чтобы сохранить тайну. Да, кстати… Люси, а ты ведь сейчас — из лаборатории? Ну и какие принесла новости по поводу тетрадки и фотографии ученых?
Люси рассказала обо всем, что узнала от Фабриса Люнара, команда снова принялась так и этак складывать кусочки пазла, и тут в комнату вошел Шарко. Люси удивленно на него уставилась: он переоделся в другой костюм, переобулся. Белланже пожал комиссару руку:
— Так. Сейчас мне придется всего-навсего в третий раз — теперь тебе — объяснить, что здесь происходит… Что касается всех остальных, то нам предстоит много кропотливой работы, и мы будем ломать голову до тех пор, пока не докопаемся до истины. Можете идти, ребята.
Шарко и Люси переглянулись. Подчиненные молча разошлись. Белланже закрыл дверь за вышедшими сотрудниками и вернулся к комиссару:
— Прежде чем начать объяснения, должен сказать, что уже получил согласие отдела командировок на то, чтобы один из нас полетел в Альбукерке штата Нью-Мексико так скоро, как только возможно. Паскалю удалось связаться с пиар-службой Военно-воздушных сил США.
— Валери Дюпре там побывала?
— Помнишь, мы нашли у нее фальшивое удостоверение личности? Ну так вот: в их журналах регистрации посетителей никакой Валери Дюпре не оказалось, но Робийяр сообразил спросить, нет ли там Вероники Дарсен. Бинго! Валери Дюпре, она же Вероника Дарсен, приезжала в… — он взял бумажку и прочел, — в библиотеку Академии ВВС США, чтобы порыться там в открытых для посетителей архивах
[34]
. По телефону военные отказываются сообщить дополнительную информацию, и, если мы хотим узнать, что, какие именно документы, она в этих архивах изучала, надо отправиться туда с официальным запросом от следователя.
