— Нет никаких доказательств того, что дело Юро как-то с этим связано.
Шарко, измученный допросом, опустился наконец на стул:
— Доказательств никаких, но я-то… я-то уверен. Меня два года назад показывали по Национальному телевидению, я вел тогда очень крупное дело, и, должно быть, ну, не знаю, как лучше сказать… и, должно быть, тогда в голове убийцы что-то щелкнуло… огонек зажегся… Он с горечью вспомнил, что это я много лет назад отнял жизнь у его наставника. Представьте себе его гнев, его ярость, внезапно вспыхнувшую в момент, когда он, возможно, меньше всего этого ожидал. С того дня он и сосредоточился на одном: ему необходимо было сжигать меня на медленном огне, потому что я, в каком-то смысле, погубил его жизнь. Нам неизвестно, что творится в мозгах психопата, который был рядом с серийным убийцей в периоды его безумия, а два года спустя разрубил на куски семейную пару. Нам неизвестны его реакции. Нам неизвестно, как он жил в последние годы, куда эволюционировал. Он попытался упрятать меня в тюрьму, но ему это не удалось.
Шарко долго тер лицо. Больше он не мог, но надо было продолжать.
— Сейчас он выбрал новый способ действий. Еще более чудовищный и еще лучше просчитанный. Он отлично знает мое прошлое, наверняка получил все эти сведения от Красного Ангела, потому что тот шесть месяцев держал у себя мою жену. У него в кармане куча козырей, он знает, где я живу, где работаю, он предвосхищает мои реакции и мало-помалу подкидывает мне кусочки своего адского пазла. — Кулак у Шарко сам собой сжался еще крепче, и Франк стукнул им по столу. — Глория тоже стала таким кусочком пазла. Он вырезал у нее на лбу запись шахматного хода. Мы должны разобраться, должны.
Баскез за свою долгую жизнь редко видел в глазах человека настолько сильную решимость: Шарко был сейчас как загнанный зверь — зверь, попавший в капкан, но готовый биться до последней капли крови. Капитан хлопнул в ладоши и посмотрел на часы:
— Делаем небольшой перерыв, а потом расскажешь обо всех недавних событиях — начиная с текста, написанного кровью на стене зала торжеств в Плёбьяне. Нам необходимы все подробности, все мельчайшие детали… Я сейчас зайду на минутку в наркоотдел, оставлю им послания убийцы. Фернан Леве у нас профи в шахматах, пусть посмотрит.
Комиссар кивнул. Все вокруг доставали из карманов сигареты, он слышал вздохи, было поздно, люди вымотались до предела. Шарко двинулся к кулеру с водой, стоявшему рядом с кофемашиной. Кровь тяжело стучала в висках, — казалось, и она устала, сгустилась, с трудом продвигается по сосудам. К нему подошел Никола Белланже, зевнул, прислонился к косяку двери, выходившей на лестничную клетку. Прямо под ними, на уровне нижнего этажа, висела огромная зеленая сетка — вдруг кому-нибудь придет в голову покончить жизнь самоубийством…
— Когда все расскажешь, Франк, иди домой, ладно? Пусть они сами действуют. Баскез — мужик очень толковый.
Шарко, глядя в пустоту, механически глотал воду, на самом деле пить ему не хотелось.
— Знаю. Но у меня ощущение, что все убыстряется и убыстряется и время играет против нас.
— Попробую убедить следователя в том, что ты действовал в рамках закона. Это будет непросто, но все-таки я попробую.
Комиссар был не в состоянии думать, и желание у него было одно-единственное — лечь. Он достал свое испорченное служебное удостоверение и протянул начальнику. Тот взял было, но тут же вернул:
— Оставь пока себе — посмотрим, что скажет следователь. Бесчеловечно было бы с его стороны остаться равнодушным к твоей ситуации.
Вернувшись домой, Франк заперся на два оборота ключа, опустил жалюзи на окнах. Что еще можно сделать в ожидании?.. Он — как кролик — забился в нору и чувствовал себя совершенно беспомощным.
Люси не было рядом, и комнаты казались ужасающе пустыми. Разве он смог бы жить без нее? Разве смог бы? Нет, такое не укладывалось в голове. Как бы он ни был измучен, он знал, что заснуть не сможет, во всяком случае прямо сейчас.
И он нашел себе занятие: стал украшать елку. Баскез позвонил, когда он стоял рядом с деревцем на коленях и вешал на ветку шарик. Комиссар вздохнул и снял трубку:
— Шарко.
— Наш гроссмейстер идентифицировал шахматную партию, которую предложил тебе разгадать таинственный убийца. Должен сказать, ничем хорошим тут не пахнет.
40
1.13 по местному времени. Аэробус A320. Блики от тусклых лампочек на усталых лицах. Бледно-красный призыв «Пристегните ремни!» над неподвижными головами.
Люси не терпелось оказаться у цели, и она, упершись лбом в стекло иллюминатора, разглядывала то, что там, внизу. А там внизу был город Альбукерке, который отсюда казался гигантским гнездом, свитым из света в черной дыре. Оранжевые нити автострад, соединяющих штаты, разбегались из центра, прорезая тьму и уходя за горизонт в четырех основных направлениях — к северу, югу, западу и востоку. Небо было чистое, звездное. Луна висела низко, рыжая, как апельсин, и проливала на землю лучи, позволяя разглядеть — или, скорее, угадать — словно вырубленные топором возвышенности, стоявшие вокруг города бдительными стражами. Перед самым приземлением Люси заметила реку с черной водой, вспомнила старые ковбойские фильмы, на которые водил ее отец, и решила, что, вероятно, это и есть знаменитая Рио-Гранде.
Когда путешественница вышла на подвезенный к самолету трап, ее хлестнул по лицу ледяной сухой воздух. По словам стюардессы, за бортом было минус пять, а город — в самой нижней своей части — находился на высоте 1490 метров над уровнем моря.
Люси подняла воротник, надела перчатки, хорошенько потянулась и, спустившись по трапу, ступила на американскую землю. Миновав без особых трудностей пограничный и таможенный контроль, она вышла из здания аэропорта и тут же поймала такси… ну как «тут же» — прошла еще все-таки сотню метров до вывески транспортной компании «ABQ Cab Company», где по-английски попросила отвезти ее в отель «Холидей Инн Экспресс». На футболке водителя, белого старика, больше похожего в своих штанах с лямками на крестьянина, красовалась надпись: «Chuck Norris can clap with one hand» («Чак Норрис может аплодировать одной рукой»), — судя по внутреннему убранству салона машины, старик был патриотом до мозга костей.
Несколько минут спустя такси свернуло на шоссе номер 140.
Было совсем темно, но Люси ощущала во всем биение сердца великого Американского Запада: машины — «хаммеры», «пикапы», «шевроле», ехавшие навстречу или перегонявшие их, — были невероятных размеров, буквы на указателях складывались в магические созвучия: Santa Fe, Las Cruces, Rio Grande Boulevard… И в дополнение — светящиеся вывески «drive-thrоugh» или «drive-in» придорожных ресторанов и всяких там кинотеатров для автомобилистов…
Отель, в котором она должна была остановиться, находился на краю города. Современное пурпурно-розовое, как каньон, здание. Холл гостиницы украшен, но довольно сдержанно, большая елка свидетельствует, что скоро Рождество.
