Теперь я предлагаю читателю перенестись в ту пору, когда две империи, готовившиеся к Первой мировой войне, стали открыто противостоять друг другу — к глубокой печали тех, кто помнил эпоху великой королевы Виктории, в царствование которой Англия и Пруссия были близкими союзниками. Король Эдуард и кайзер Вильгельм, сын и внук императрицы, вместе преклоняли колени у ее одра, а потом шли за монаршим гробом. Теперь же, когда над водами нешироких европейских морей разносилось рычание злобных псов войны, старая дружба была позабыта.
2
Стояла ранняя осень, и деревья в парках едва-едва начинали желтеть. Летнее тепло не хотело покидать Лондон, поэтому зеленщики и книготорговцы Бейкер-стрит не спешили убирать полосатые навесы и заносить товар с тротуара в лавки. По звукам, доносящимся с улицы, мы с Холмсом всегда безошибочно определяли, когда к двери нашего жилища подъезжал посетитель. На этот раз в шуме прибывшего экипажа не слышалось бодрого позвякивания упряжи. Значит, это был не кеб. Я поднялся со стула и сквозь тюлевые занавеси увидел омнибус, направлявшийся к триумфальной арке. Проезд в нем стоил два пенни. Его бока пестрели рекламными плакатами, призывавшими оценить достоинства виргинского табака «Старое золото», какао «Ван Хутен», а также новой постановки «Соперников»
[20]
в театре «Хеймаркет». Но вот омнибус прошел мимо, и на противоположной стороне улицы я заметил закрытый экипаж: черный верх блестел, медные лампы были безукоризненно отполированы, а смирная лошадь вполне могла бы участвовать в соревнованиях на «Золотой кубок Аскота». Облаченный в ливрею кучер открыл дверцу. Двое мужчин вышли и приготовились переходить улицу. Мой взгляд упал на маленькую изящную корону, украшавшую черную лакированную дверную панель кареты. Имя первого джентльмена я назвал, едва тот пересек Бейкер-стрит. Из предосторожности он приехал в штатском, но и без мундира сэра Джона Фишера узнали бы тысячи людей — по фотографиям в газетах и по карикатуре в журнале «Вэнити фэйр». Это был человек с коротко подстриженными темными волосами и открытым честным лицом: изгиб рта говорил о сильном характере, а в светлых глазах тихо поблескивали веселые искорки. Желтоватый цвет кожи свидетельствовал о том, что родился сэр Джон на Цейлоне. Недоброжелатели поговаривали, будто его мать — сингальская принцесса и от нее он унаследовал коварство и двуличие.
Разглядев спутника Фишера, я понял, что неспроста дверцу экипажа украшает корона. Этих двоих связывала дружба продолжительностью более двадцати лет: виконт Эшер поддерживал адмирала в стремлении создать новый флот, отвечающий требованиям современности, а также в реформировании Комитета обороны империи. Трудно было найти в Англии двух других людей, в чьих руках сосредоточилась бы такая власть. Двенадцатью годами ранее Эшер был назначен секретарем Столичного комитета по коммунальным службам. Эта должность, на первый взгляд не самая блестящая, давала ему закулисную силу настоящего «серого кардинала». В обязанности виконта входило управление монаршими резиденциями, обеспечение комфорта правящей семьи и поддержание королевского церемониала. Его близости к венценосной особе позавидовали бы многие премьеры. В пору болезни королевы Виктории он соорудил лифт в Виндзорском замке и собственноручно возил императрицу в кресле-каталке, когда она изъявляла желание побывать в Кенсингтонском дворце, где прошло ее детство. В 1897 году Эшер организовал пышные торжества в честь шестидесятилетия царствования «обожаемой и достопочтенной леди». Он убедил ее продлить маршрут королевской процессии к югу от Темзы, чтобы и беднейшие из подданных имели возможность ей рукоплескать. Как и следовало ожидать, после смерти императрицы виконт остался близким другом ее сына, Эдуарда VII.
— Так-так… — проговорил Холмс, становясь позади меня. — Похоже, джентльмены явились по делу. С дружеским визитом Джеки Фишер и Реджи Эшер приехали бы поодиночке. Но раз они прибыли вдвоем, значит стряслась какая-то беда.
Тут раздался стук в дверь, и миссис Хадсон, взволнованная более обыкновенного, проводила в гостиную наших высокопоставленных гостей. Состоялся обмен сердечными приветствиями, и меня представили лорду Эшеру (я сразу же узнал его по фотографии, опубликованной на прошлой неделе в «Иллюстрейтед Лондон ньюс»). Фишер погрузился в мягкие глубины кресла, куда усадил его мой друг, и изрек:
— Дорогой Холмс, простите мою неучтивость, но я вынужден безотлагательно перейти к главной цели нашего визита. Очень скоро вы поймете мое нетерпение. До сих пор некоторые обстоятельства были известны лишь Эшеру и мне, а также еще одному лицу. Не сомневаюсь, вы догадываетесь, о ком я говорю.
— Полагаю, это не мистер Асквит? — произнес Холмс сардонически.
Эшер покачал головой:
— Нет, джентльмены. Всех подробностей не знает даже премьер-министр. Мы здесь с ведома и одобрения самого короля Эдуарда Седьмого. Очевидно, имя Шерлока Холмса внушает ему доверие.
— Несколько лет назад я оказал его величеству небольшую услугу в так называемом деле баккара
[21]
. Причиной скандала стало возмутительное поведение человека, который, будучи офицером и джентльменом, позволил себе вести нечестную игру в присутствии его величества, в ту пору принца Уэльского. Шулер подал на обвинителей в суд за клевету, и наследник престола был вынужден давать показания.
В ответе моего друга мне послышалось некоторое жеманство. Фишер, чуть повернувшись, в упор посмотрел на него:
— Вспомните другие расследования: дело о морском договоре, дело мисс Ирен Адлер, шантажировавшей коронованную особу, и в особенности дело о пропаже секретных чертежей подводной лодки Брюса-Партингтона.
{9}— Разумеется, я сохранил бумаги по каждому из них.
— Речь идет не о тех документах. Скажите, вы когда-либо получали доступ к шифру, который используется для передачи сведений о германском военном флоте? — с нетерпением, служившим своеобразной движущей силой его характера, спросил Фишер.
— Или, раз уж на то пошло, к любому шифру, что у немцев в ходу, — тихо добавил лорд Эшер.
Холмс посмотрел на своих гостей, явно подозревая их в лукавстве. Он набил свою трубку, однако до сих пор не зажигал ее, вероятно из почтения к сановным особам.
— Насколько мне известно, ни одно из расследований не касалось военного флота Германской империи, — сказал мой друг, взмахивая спичкой.
На лицах наших посетителей отразилось разочарование.
— Однако, — продолжал Холмс, — некоторые практические знания в области шифрования, бесспорно, необходимы в моей профессии. Благодаря им я разгадал смысл «пляшущих человечков», а также тайну обряда дома Месгрейвов — именно тогда, как вы наверняка знаете, была найдена древняя корона английских королей, потерянная Стюартами после казни Карла Первого. Кроме того, если вы пожелаете, я охотно предложу вам свою небольшую монографию, посвященную греческой тайнописи. Она использовалась во время Греко-персидских войн пятого века до Рождества Христова. Послания, направляемые из Афин в Спарту, представляли собой цепочки букв на узких полосках бумаги. Когда такую полоску накручивали на деревянную палочку особым образом (угол спирали был известен лишь отправителю и адресату), литеры, на первый взгляд, лишенные всякого смысла, складывались в слова.
