— Но к чему вы так беспокоитесь о «Королеве ночи»? Ведь хранить ее поручено не вам!
Холмс покачал головой:
— Мне совершенно нет до этого дела, сэр. Украдут ее или нет, не важно. Я затеял серьезную игру, в которой бриллиант и сапфиры Лонгстаффов не более чем пешки. Разумеется, у вас есть полное право передать наш разговор инспекторам Лестрейду и Грегсону из Скотленд-Ярда, и тогда я стану объясняться с ними. Или можете мне поверить и держать мои слова в тайне.
— И это все?
— Боюсь, что да, сэр. Третьего пути нет.
Через полчаса наш гость, спустившись по ступенькам, вышел на Бейкер-стрит. Трудно было сказать, удивлен он или сокрушен. Не сомневаюсь: если бы Холмс не оказал ему в прошлом услугу, сняв обвинение с его сына, он обратился бы к Лестрейду и Грегсону, с тем чтобы они исполнили свой долг.
2
— Холмс, какого черта все это значит?
Он поднял руку, призывая меня к молчанию, и удалился в свою комнату. Через пару минут детектив вернулся с большим бежевым конвертом в руках, положил его на обеденный стол и сел напротив меня.
— Какого черта все это значит, — проговорил мой друг, подняв на меня глаза, — я могу объяснить только вам, дорогой Ватсон. Даже такого почтенного и преданного слугу его величества, как лорд Холдер, я не рискнул посвятить в свою тайну.
— Она как-то связана с вашим недавним исчезновением?
— Мой дорогой старина Ватсон, — улыбнулся Холмс, — вас, я вижу, не проведешь!
— Очень на это надеюсь.
— Раз так, вы должны помнить мой рассказ о преступном «суде», приговорившем меня к смерти в Ньюгейтской тюрьме. Правда, скополамин стер из моей памяти многие подробности. Однако не без некоторого усилия мне удалось частично восстановить их во сне. Кроме прочего, я вспомнил то, что погибший Генри Кайюс Милвертон говорил о полковнике Джеймсе Мориарти, брате моего старого врага, покойного профессора. Милвертон извинился за отсутствие полковника, которого якобы задержали дела, связанные с фамильными ценностями. Вам известно, что Мориарти и его сообщники мечтали порезать меня на мелкие кусочки. Им не терпелось полюбоваться моим «танцем на веревке», как они это называли.
— Никогда бы не подумал, будто семейство Мориарти так богато, чтобы делить «фамильные ценности»!
Холмс усмехнулся:
— Уверяю вас, это не их собственность. Мориарти — профессиональные воры, и я сразу же понял, что речь идет о чужом состоянии. А совсем недавно мы беседовали на эту тему с мсье Раулем Гренье. Он пригласил меня в гостиницу «Гроувенор», что близ вокзала Виктория.
— Ювелир из Брюсселя?
— Именно. Он приплыл на пароме из Остенде в Дувр, а из Дувра приехал в Лондон с одной целью — встретиться со мной. Дело было столь деликатным, что он взял с меня обещание соблюдать строжайшую конфиденциальность. До сегодняшнего дня я не имел права ни о чем рассказывать даже вам, мой дорогой друг.
— И даже лорду Холдеру?
— Лорд Холдер, как и весь мир, был у мсье Гренье под подозрением. Ювелир, разумеется, знал о предстоящей коронации. Понятно, что драгоценности, которые будут по такому случаю выставлены на обозрение, окажутся в немалой опасности. Даже королевские бриллианты покинут Тауэр, где их день и ночь охраняют гвардейские пехотные полки. Мой вывод о том, что ньюгейтский преступный заговор выстроен вокруг этого события, абсолютно точен. Гренье, кстати, получил заказ от двух монарших особ: нужно подогнать церемониальные уборы к головам новых венценосцев. Ведь со дня коронации нашей покойной императрицы прошло более шестидесяти лет.
— Судя по всему, мсье Гренье — чрезвычайно удачливый и состоятельный человек?
— Едва ли. Как он мне рассказал, его посетил некий граф Фоско, поручивший ему выполнить стеклянную реплику «Королевы ночи». Я сразу же вспомнил «фамильные ценности», о которых упомянул Генри Милвертон, и чутье подсказало мне, что здесь замешан кто-то из Мориарти.
— Без сомнения, граф Фоско — псевдоним, взятый из романа каким-нибудь участником итальянского тайного общества.
— Гренье тоже заподозрил это, поэтому обратился ко мне. Он понял, что имя его клиента — всего лишь маска, но не рискнул отказать ему из страха перед преступным кланом. В честные намерения «графа» ювелир не поверил. Владельцы дорогих украшений нередко заказывают их искусные копии для выхода в свет, меж тем как оригиналы преспокойно лежат в банковских сейфах. Немало и глупцов, которые не могут позволить себе настоящие драгоценности и удовлетворяют свое тщеславие ношением искусственных. Однако заказчик был явно из другого теста — от него, по словам ювелира, «попахивало как от мошенника». Бедолага Гренье прекрасно знал, кому принадлежит настоящая «Королева ночи», и теперь боялся худшего: либо «граф» решил украсть брошь и заменить ее фальшивкой, либо последний из Лонгстаффов вздумал сыграть злую шутку с кредиторами.
— Второе представляется мне маловероятным.
— Мне тоже, однако нельзя забывать, что у лорда Адольфуса Лонгстаффа, как и у его отца, не самая безупречная репутация. Бо́льшая часть суффолкского имения Кэвершем продана, и, вероятно, скоро та же участь постигнет великолепный дом с прилегающими к нему землями суссекского Пикеринг-парка.
— Не говоря уж о лондонском Портман-сквере и большей части Мэрилебона!
— Совершенно верно.
— Только вообразите себе! Если лорд Адольфус Лонгстафф разорится, об этом услышит весь мир!
— Вы правы, Ватсон. Когда человеку с таким именем грозит разорение, неизвестно, на какой шаг он может решиться. Возможно, попытка заложить поддельную брошь, а оригинал продать по частям покажется ему всего лишь маленькой шалостью.
— Так чем же окончилась ваша беседа с Гренье?
— Некогда я оказал ему услугу и теперь попросил об ответном одолжении, причем довольно оскорбительном для него, — все же Гренье мастер своего дела. Он должен был тайно изготовить дешевую копию «Королевы ночи», а поручение «графа» откладывать до последнего. И буквально накануне коронации, когда обращаться в другую мастерскую было бы уже поздно, с прискорбием сообщить мнимому аристократу, что с его заказом придется подождать несколько месяцев, — дескать, из-за этих праздников слишком много работы.
— Но вы же подвергли Гренье опасности!
— Не думаю.
Холмс открыл конверт и извлек оттуда несколько фотографий:
— Граф Фоско — вымышленное имя. Итальянская мафия, конечно же, существует, но она здесь ни при чем. Эта часть преступного плана была рассчитана лишь на то, чтобы запугать ювелира. Только Гренье оказался не так уж прост.
Холмс разложил снимки на столе.
— Кто это? — спросил я.
— Вы, разумеется, не забыли полковника Пикара
[39]
, которому мы помогли в печально известном деле Дрейфуса. Нашему другу, бывшему начальнику военной разведки, не составило большого труда выяснить: по адресу, указанному графом Фоско как его собственный, в доме на бульваре Сен-Жермен, находится контора, откуда на протяжении нескольких месяцев забирают письма для полковника Жака Мориарти, проживающего в трущобах Монмартра, на Рю-де-Шарбонье. Стоит навести дальнейшие справки, и второй адрес окажется не достовернее первого — это столь же ясно, как то, что под именем Жак скрывается Джеймс. Полагаю, у мсье Гренье нет особых причин опасаться графа Фоско и душегубов из лиги «Алое кольцо». Ювелира хотели просто обмануть, причем с одной-единственной целью.
