Следующий день был ветреным, но ясным, и где-то в середине утра леди Камминг-Гульд приказала заложить карету и поехала кататься в Гайд-парк. Нет необходимости указывать, что она поехала на угол парка рядом с памятником принцу Альберту. Хотя у нее и не было выбора – если выехавшие на прогулку желали увидеться с теми светскими знакомыми, кто обычно совершал в парке утренние пешие или верховые прогулки, им надо было ехать по маршруту, который пролегал между этим памятником и мраморной Аркой. Прохаживаясь между Альбертом и Гросвенор-гейт, можно было встретить всех решивших подышать свежим воздухом.
Веспасия с таким же удовольствием проехалась бы по всему парку, но она прибыла сюда с определенной целью: повидать Берти Каннинга, своего поклонника. Вчера вечером в театре ее приятельница-маркиза упомянула, что у него обширные знакомства, особенно среди тех, чья слава или, наоборот, неприглядная известность проистекала из их деятельности – преимущественно в дальних пределах империи, нежели непосредственно на Британских островах. И если кто-нибудь мог рассказать о том, что она сейчас настоятельно хотела узнать, а именно о Питере Крайслере, то это был Берти.
Пожилая дама не хотела прогуливаться в карете: так можно было легко пропустить Каннинга, да и поговорить с ним ей тогда не удалось бы. Поэтому она вышла наружу и медленно, очень изящной походкой направилась к скамье у северной стороны Роу. Разумеется, это была светская фешенебельная сторона, где Веспасия могла с относительными удобствами наблюдать, как мимо шествует высшее общество. Такое развлечение пришлось бы ей по вкусу в любое время, даже если бы оно было совершенно беспредметным, однако наблюдения, сделанные прошлым вечером, вместе с разговорами, услышанными на благотворительном базаре, пробудили у нее беспокойство, требовавшее, по возможности, скорейшего удовлетворения.
На Веспасии был туалет ее любимого серебристо-серого тона с прожилками голубого цвета и наимоднейшая шляпа. Она несколько напоминала шляпку для верховой езды, но тулья, полностью отделанная шелком, была высокой, а поля слегка закругленными. Но главное, шляпка была ей чрезвычайно к лицу. Леди Камминг-Гульд с удовлетворением отметила заинтересованные взгляды, кидаемые на нее людьми, проезжавшими в легких экипажах, обычных для прогулок в этот час. Многие из них не узнавали ее и не могли понять, можно ли поклониться ей как знакомой.
Навстречу ей прошли испанский посол с супругой. Мужчина притронулся к шляпе и улыбнулся, уверенный, что они где-то встречались, а если нет, то с ней все равно надо обязательно раскланяться.
Веспасия тоже улыбнулась. Эпизод ее позабавил.
Проезжали тильбюри, немного похожие на шезлонги, коляски, запряженные пони, кареты с четверкой лошадей, маленькие, легкие и элегантные. Все экипажи выглядели самым парадным образом: кожа вымыта и отполирована, медь упряжки начищена до блеска, лошади ухожены до совершенства. И разумеется, седоки и слуги были тщательно одеты, а лакеи – если, конечно, они присутствовали на прогулке, – красовались в ливреях. Многие джентльмены предпочитали править сами, очень гордясь своим умением натягивать «ленты», как они называли вожжи. Некоторых, в той или иной мере, леди Камминг-Гульд знала. Ведь общество так мало, что почти все друг с другом знакомы.
Она встретила принца из Европы, которого знала довольно хорошо лет тридцать тому назад, и, поравнявшись, они обменялись взглядами. Сперва он словно заколебался, потом воспоминание промелькнуло в его глазах – веселое и теплое. Однако он был с принцессой, и ее направляющая рука, лежавшая у него на рукаве, восторжествовала над его порывом. Но, возможно, это и к лучшему, когда прошлое счастье остается непотревоженным в коконе времени и неподвластным реальностям нынешнего дня. Принц прошел мимо Веспасии, улыбнувшейся и ощутившей на лице легкий свет солнца.
Прошло почти три четверти часа. Прогулка доставила ей удовольствие, но не принесла никакой пользы. Наконец она заметила Берти Каннинга. Он медленно прогуливался один, что не было редкостью, так как его жена предпочитала экипаж, а он все еще любил ходить пешком. Во всяком случае, он так говорил, утверждая, что это необходимо для здоровья. Но Веспасия знала, что Берти очень дорожит свободой, которую ему это давало, и что он прогуливался бы даже в том случае, если бы пришлось подпирать себя двумя палками.
Она подумала, что придется подойти к нему самой и что сделать это надо так любезно, как это только возможно, но, по счастью, это оказалось необязательно. Увидев старую знакомую, Каннинг разулыбался с гораздо большей теплотой, чем требовалось простой вежливостью, воспользовался возможностью и подошел к скамье, на которой она сидела. Это был красивый, ухоженный и привлекательный мужчина. В прошлом он очень нравился Веспасии, и ей не надо было притворяться, что она рада его видеть.
– Доброе утро, Берти. Вы очень хорошо выглядите.
Этот человек был на десять лет моложе ее, но время обошлось с ним не так великодушно, как с ней. Он, несомненно, стал плотнее, и его лицо приобрело кирпичный оттенок, чего не было в лучшую пору его жизни.
– Дорогая Веспасия, как замечательно встретиться с вами снова… Вы совсем не переменились. Как же должны ненавидеть вас ваши ровесницы! С чем красивая женщина не может смириться, так это с тем, что другая красивая женщина ее возраста выглядит гораздо лучше, чем она.
– Вы, как всегда, знаете, что особенно приятно услышать, – ответила леди Камминг-Гульд, улыбаясь и в то же время самую чуточку отодвигаясь в сторону, что могло служить намеком на приглашение сесть рядом.
Берти немедленно принял предложение не только из удовольствия разделить ее общество, но и, очень возможно, для того, чтобы дать отдых уставшим ногам. Они немного поболтали о разных пустяках, вспомнили общих знакомых. Веспасия совершенно искренно наслаждалась легкой беседой. Прошедшие годы как будто ничего не значили. Все было как и тридцать лет назад. Да, конечно, туалеты теперь стали некрасивыми – слишком узкие юбки, ни кринолинов, ни бандажей, слишком много дневных платьев и слишком много компаний, состоящих целиком из женщин, – но настроение было такое же, как раньше. Тот же шум, суета, веселье, такие же красивые лошади, и майское солнце сияет, как прежде, и так же пахнет земля, и высокие деревья шумят над головой. Лондонское светское общество вышло на парад, самодовольно упиваясь восторженным самосозерцанием.
Только Нобби Ганн было уже не двадцать пять, и она больше не могла плавать на каноэ по реке Конго. Ей было пятьдесят пять лет, она жила в Лондоне, была очень душевно уязвима и влюбилась в человека, о котором Веспасия почти ничего не знала и которого очень опасалась.
– Берти…
– Да, дорогая?
– Вы знаете всех, кто имеет отношение к Африке…
– Да, знал, но теперь к ней имеет отношение так много людей… – Он пожал плечами. – Они появляются ниоткуда, и это самые разные люди, огромное количество которых я бы не хотел знать. Искатели приключений самого низкого пошиба. Но почему вы спрашиваете? Вы имеете в виду кого-то определенного?
Его старая приятельница не стала увиливать. Время для этого было неподходящее, да и он не ожидал от нее лукавых недомолвок.
