– Долой Туде! Объединяйтесь во имя священного исламо-марксистского дела, мы, моджахедин, проливали свою кровь и мы – мученики имама Али, первого среди мучеников, и Ленина…
– Долой мулл, долой Хомейни, архипредателя Ирана…
Громкие крики приветствовали последний лозунг, к ним присоединились другие, потом постепенно на первый план вновь вышел голос, кричавший:
– Объединяйтесь, братья и сестры, объединяйтесь вокруг истинных вождей революции, Туде, объединяйтесь для защи…
Ракоци критическим взглядом окинул это скопление людей. Оно все еще было разрозненным, бесформенным, еще не превратилось в толпу, которую можно было бы направлять и использовать как оружие. Несколько случайных участников, очевидных исламистов, наблюдали за происходящим с разной степенью отвращения или гнева. Студенты более умеренных взглядов, послушав, отходили, качая головами, и оставляли сцену тому подавляющему большинству своих сверстников, которое состояло из студентов, глубоко преданных делу и настроенных против Хомейни.
Вокруг них возвышались кирпичные здания университета, построенного шахом Резой в тридцатых годах. Пять лет назад Ракоци проучился здесь несколько семестров под видом азербайджанского студента, хотя в Туде его знали как Дмитрия Язернова, который был прислан – согласно сложившейся модели – для создания студенческих ячеек. С момента своего существования университет был источником инакомыслия, антишахских настроений, хотя шах Мохаммед поддерживал образование более щедро, чем любой другой монарх в персидской истории. Тегеранские студенты стояли в авангарде восстания задолго до того, как Хомейни стал его объединяющим стержнем.
Без Хомейни мы бы никогда не одержали победы, подумал он. Хомейни стал тем пламенем, вокруг которого мы все смогли собраться и объединиться, чтобы сбросить шаха с трона и вышвырнуть американцев. Он вовсе не выживший из ума старик и узколобый фанатик, как многие говорят, на самом деле он безжалостный лидер с опасно четким планом, опасно большим обаянием и опасно огромным влиянием среди шиитов – поэтому теперь пришло ему время воссоединиться с его Богом, которого никогда не было.
Ракоци вдруг рассмеялся.
– Что это ты? – спросил Фармад.
– Я просто подумал, что скажут Хомейни и все муллы, когда обнаружат, что Бога нет и никогда не было, что нет ни рая, ни ада, ни девственных гурий, что все это – миф.
Другие рассмеялись вместе с ним. Не засмеялся только один человек. Ибрагим Кияби. В нем не осталось места смеху, в нем жило одно лишь желание мстить. Вернувшись к себе вчера днем, он застал весь дом в смятении, мать лежала в слезах, братья и сестры ходили с лицами, полными боли и горя. Только что пришло известие, что его отец-инженер был убит «стражами ислама» перед зданием управления «Иран Ойл» в Ахвазе, где он работал, и что тело его оставили кормить стервятников.
– За что?! – возопил он.
– За… за преступления против ислама, – сказал сквозь слезы его дядя, Девар Кияби, принесший горестную весть. – Это то, что они нам сказали, его убийцы. Они были из Абадана, фанатики, большей частью неграмотные, и они сказали нам, что он был американским наймитом, что год за годом он сотрудничал с врагами ислама, разрешая и помогая им красть нашу нефть, чт…
– Ложь, все ложь, – закричал на него Ибрагим. – Отец был против шаха, он был патриотом – правоверным! Кто были эти собаки? Кто? Я сожгу их вместе с их отцами. Как их имена?
– Это была воля Аллаха, Ибрагим, что они сделали это. Иншаллах! О, мой бедный брат. Божья воля…
– Нет никакого Бога!
Все пораженно уставились на него. Впервые Ибрагим облек в слова мысль, которая росла в нем долгие годы, подпитываемая друзьями-студентами, возвращавшимися из-за границы, друзьями в университете, некоторыми учителями, которые никогда не говорили об этом вслух, лишь поощряли его ставить под сомнение все и вся.
– Иншаллах – это для дураков, – сказал он тогда, – проклятое суеверие, за которое прячутся идиоты.
– Ты не должен говорить так, сын мой! – воскликнула мать в испуге. – Ступай в мечеть, моли Бога о прощении. То, что твой отец мертв, – лишь воля Божья, ничего больше. Ступай в мечеть.
– Хорошо, я пойду туда, – ответил он, но в сердце своем Ибрагим знал, что жизнь его изменилась навсегда: никакой Бог не допустил бы того, что произошло. – Кто были эти люди, дядя? Опишите мне их.
– Самые обыкновенные, простые люди, Ибрагим, как я тебе уже рассказывал, моложе тебя, большинство из них – ни вожака, ни муллы с ними не было, хотя был один, который прилетел в вертолете иностранцев из Бендер-Делама. Но мой бедный брат умер, проклиная Хомейни. Если бы он только не вернулся туда с вертолетами чужеземцев, если бы только… хотя, Иншаллах, они все равно поджидали его.
– В вертолете был мулла?
– Да-да, мулла.
– Ты пойдешь в мечеть, Ибрагим? – снова спросила его мать.
– Да, – ответил он, солгав ей впервые в жизни.
Ему понадобилось совсем немного времени, чтобы отыскать университетских лидеров Туде и Дмитрия Язернова, принести клятву верности, получить автомат и, главное, попросить их выяснить имя муллы, прилетевшего на вертолете из Бендер-Делама. И вот теперь он стоял здесь и ждал, ждал отмщения, душа его кричала на весь мир, протестуя против чудовищного злодеяния, совершенного над его отцом во имя ложного Бога.
– Дмитрий, давай начнем! – проговорил он; крики толпы подстегивали клокотавшую в нем ярость.
– Мы должны подождать, Ибрагим, – мягко ответил Ракоци, очень довольный, что этот юноша присоединился к ним. – Не забывай, толпа – это средство для достижения некой цели. Помни о нашем плане! – Когда он час назад посвятил их в этот план, они были потрясены.
– Нападение на американское посольство?
– Да, – спокойно подтвердил он, – быстрый налет, туда и обратно, завтра или на следующий день. Сегодня вечером митинг превратится в толпу. До посольства отсюда чуть больше двух километров. Будет нетрудно направить разъяренную толпу в этом направлении в качестве эксперимента. Какое более подходящее прикрытие для нападения, чем беснующаяся толпа, мы могли бы найти? Мы дадим нашим врагам моджахедин и федаин напасть на исламистов и поубивать друг друга, а сами тем временем возьмем инициативу в свои руки. Сегодня мы посеем новые зерна. Завтра или на следующий день мы совершим налет на американское посольство.
– Но это невозможно, Дмитрий, невозможно!
– Наоборот, легко. Просто налет, не попытка захвата, это будет позже. Нападение окажется неожиданным, его нетрудно будет осуществить. Можно легко захватить посольство на час, продержать посла и всех остальных заложниками с час или около того, пока вы там все выпотрошите. У американцев нет воли к сопротивлению. Это ключ к ним! Вот планы зданий, здесь же указано количество морских пехотинцев, и я буду с вами, буду вам помогать. Удар, который вы нанесете, будет невероятно мощным – первые полосы всех газет мира, Базарган и Хомейни окажутся в дерьме по самые уши, американцы – еще глубже. Не забывайте, кто наш настоящий враг и что теперь вам необходимо действовать быстро, дабы перехватить инициативу у Хомейни…
