Палмер оторвался от воспоминаний и снова перечитал каблограммы: «Поскорей решай мировые проблемы и возвращайся, чтобы решить мои». «Дорогой папуля! Добро пожаловать в наш любимый Париж. Нам тебя не хватает, но в остальном все в порядке. Возвращайся поскорее. Джеральдина».
Он невольно улыбнулся. Что ж, все не так уж и плохо. Могло быть и хуже. Воспоминания, воспоминания… Особенно о былых успехах. Которые частенько помогают хоть на время забыть о нынешних поражениях и провалах. Ведь если бы тогда он не угадал, по какой стороне дороге ехать за гестаповцами, вся его группа могла оказаться не на этом, а на том свете. По-своему приятные воспоминания, ничего не скажешь.
Такие, наверное, есть у большинства людей его возраста. Когда они были молодыми, страна выдала им лицензию на убийство, и тогда вопрос жизни и смерти стал для них главным. Каждый день! Выжил, просто выжил — уже твоя личная победа. Ну а что может случиться в твоей жизни пото́м, скажем, через несколько лет, в общем-то представляется уже не таким уж и важным. Четверть века для таких, как он — это срок. Большой срок. Который кому-то принес крушение надежд и ожиданий, а кому-то надежду и успех. Палмеру повезло. Хотя он отчетливо понимал: ничто, ни один день из этой четверти века не может сравниться с торжеством примитивного выживания, любыми способами, в эпоху перехода в новую эру!
Он встал, потянулся — надо бы поспать. Принять легкий душ и поспать. Хоть немного. Впереди трудный день.
Но, выйдя из ванной, Палмер неожиданно нахмурился, будто вспомнил что-то очень неприятное. Что? Он подошел к комоду, медленно выдвинул все ящики, один за другим, внимательно разглядывая разложенные в них рубашки, носки и нижнее белье. Затем задвинул их обратно, снял с полки свой кожаный портфель, положил его на кровать, включил настольную лампу на полную мощность, медленно, осторожно расстегнул молнию на крайнем левом отделении. Так, коротенький волосок, который он практически сразу же после той неприятной встречи с Гарри Баннистером по пути в аэропорт, заложил между зубчиками молнии, исчез. Равно как и в молнии в средней части портфеля. А вот волосок в молнии главного отделения почему-то остался нетронутым. Наверное, чтобы сунуть руку, достать столь желанные документы, проглядеть их, может быть, даже сфотографировать и положить обратно, не было нужды расстегивать молнию полностью?
Там, среди прочего, было детальное расписание всей его поездки, включая имена и должности всех, с кем ему предстояло встречаться и вести переговоры. Кстати, как раз через неделю намечена встреча с Густавом Ширмером. Тем самым Ширмером! Впрочем, бо́льшая часть информации о его официальном визите в Европу, хотя и без конкретных дат и адресов, уже была опубликована в «Нью-Йорк таймс» буквально за несколько дней до его отъезда. Но ведь точное расписание было известно только ему и его помощнику из ЮБТК, которому поручили организацию всего этого турне.
Палмер перенес открытый портфель в гостиную. Немного постоял в темноте, сел в кресло у письменного стола, включил настольную лампу. Еще раз, но на этот раз более внимательно, просмотрел свое расписание. Да, у него два свободных дня, завтра и в воскресенье, но потом почти вся неделя в Париже будет занята, как говорят, «от и до». До четверга, когда ему предстоит лететь во Франкфурт и Бонн.
Значит, Вирджиния все-таки была права. «А разве не может быть, что досье на тебя есть и где-нибудь в Европе?» — спросила она тогда.
Оставалось только узнать, у кого это чертово досье. У ЦРУ, у людей Баннистера? Впрочем, вряд ли, скорее всего, у кого-то еще. У кого?!
Глава 7
Его разбудил резкий, но при этом вполне мелодичный звонок черного телефона на столике рядом с кроватью. Да, во Франции все иначе, совсем не так. Не сразу и привыкнешь.
— Слушаю!
— Доброе утро. Надеюсь, не разбудил вас? — бодрым, чуть ли не веселым голосом спросил Добер. — Сейчас уже почти девять, мы внизу, в вестибюле и полностью к вашим услугам.
Палмер полусонно поморгал глазами. Господи, неужели ему непонятно, что разница во времени тоже может иметь значение. Поспать-то ведь надо.
— Вы на машине?
— Конечно же, сэр. На одном из «бьюиков» вашего банка, сэр.
— Добер, у вас есть семья?
— Естественно, сэр. Жена и трое детей.
— Ну и какого черта вы тратите свой законный выходной день не на них, а на совершенно чужого для вас человека? Пусть даже в каком-то роде начальника. Давайте так: оставьте ключи у портье. Я сам поведу машину, когда закончу все свои дела и спущусь. Если, конечно, сочту нужным. — Он собирался положить трубку на рычаг, но, услышав протестующие звуки Добера, снова поднес ее к уху. — Ну что еще?
— Простите, сэр. С вашей стороны это на самом деле очень благородно, но… так запланировано. Моя жена в курсе и не имеет ничего против. Работа есть работа.
— Значит, она будет приятно удивлена, вдруг увидев вас дома. Сюрприз, сюрприз…
— Но мистер Палмер!
— Никаких возражений.
— Да, а как быть с мисс Грегорис? Она ведь тоже тут, рядом со мной и горит желанием.
Палмер тяжело вздохнул. Вот черт! Похоже, от них не отделаешься.
— Тоже там? Спросите ее, удалось ли ей позавтракать.
— Сейчас узнаю, сэр. — Он замолк, но через несколько секунд его бодрый, чуть ли не радостный голос снова раздался в трубке. — Она говорит, что никогда не завтракает, сэр.
— Что ж, тем лучше. Тогда попросите ее подождать меня в нашем кафе. Мы что-нибудь придумаем.
— Сэр, вы на самом деле не хотите, чтобы я…
— Allez, allez.
[3]
Последовала короткая пауза — очевидно, Добер пытался принять какое-то решение. Или, скорее всего, думал, как его изменить.
— Oui, mon general. Merci beaucoup.
[4]
— Давайте домой, Добер. Встретимся в понедельник. До свидания, и хороших вам выходных.
Палмер положил трубку. Пошел в ванную, принял душ, побрился, надел тот же самый спортивный пиджак, который вчера ночью или, точнее говоря, сегодня утром был на нем в Латинском квартале Парижа. Потом долго, роясь в своих вещах, искал солнечные очки — эх, если бы Эдис была рядом, она бы точно знала, что где лежит!
Прежде чем выйти из номера, он внимательно огляделся вокруг. Так, вроде бы все в порядке. Нет ничего необычного. Ну и слава богу. Вообще-то ему хотелось бы позавтракать в постели. Сибаритство, конечно, но чего не сделаешь, когда возвращаешься в молодость!
Мисс Грегорис выбрала столик в самом дальнем углу кафе. Рядом с большим окном, через которое солнце золотило ее пышные каштановые волосы. При виде его она тут же встала, протянула руку. Да, настоящая американка никогда бы не встала. Приветствовала бы взглядом или, в крайнем случае, кивком головы. Интересно, сколько ей лет — двадцать шесть?
