До следующего за́мка Палмер добирался с большим трудом — это был Бург Эльц с его древней историей и высоченными башнями, — куда ему пришлось не менее получаса пробираться по заросшим лесным тропам. Тогда, за обедом со своими родителями Элеонора рассказала ему, что местная знать никогда не жила в Бург Эльце. Соответственно, никто и не воевал за право владения за́мком. Им владели горожане и купцы, которые не допускали, чтобы вооруженные армии находились где-нибудь поблизости.
К середине субботы Палмер стал уже самым настоящим экспертом по мозельским винам. Он отведал их в крохотных, живописных, как на картинке, деревеньках вроде Бейлстайна; пил их и в Кочеме, и в Кардене, и в Мариенбурге. Он пробовал «Зеллер Шварц Кац» в Зеле, «Вельнер Зонненур» в Велене и «Кровер Нахтарш» в Крове. В Граче, куда они добрались лишь в конце дня, им все-таки удалось найти Weingut
[63]
с небольшим дегустационным залом, где обычно толпились оптовые торговцы, которым, без сомнения, давались на пробу десятки и десятки бутылок свежеотжатого вина. Но поскольку в данный момент Палмер и его спутница оказались там единственными посетителями, им пришлось довольствоваться полбутылкой вина «Граачер Химмелрайх», которое они не без удовольствия выпили из высоких зеленого стекла бокалов с золотистым ободком наверху.
Пожилая женщина, которая прислуживала им, оказалась владелицей Weingut, вдовой, чей сын теперь занимался вопросами производства вина. Он совсем неплохо знал английский и провел Палмера и его спутницу через земляные подвалы, где стояли огромные чаны, в которых изготавливалось вино, и специальные пневматические прессы, которые давили виноград медленным и осторожным нажимом.
Сейчас, лежа в постели в номере отеля, Палмер до сих пор чуть ли не физически чувствовал прохладу подвалов, естественную прохладу самой земли, не испорченную искусственным холодом кондиционеров. Тогда молодой винодел в комбинезоне и резиновых сапогах водил их от чана к чану, останавливаясь у каждого и не без удовольствия объясняя: «Это отборные сорта вин, это вина из поздних сортов винограда…».
— А вот здесь у нас фильтры, — с явной гордостью сказал винодел, останавливаясь перед довольно сложной на вид системой. — Вот видите? Раньше нам приходилось долго выдерживать свежее вино, дожидаясь, пока оно созреет. А сейчас мы прокачиваем его через несколько слоев асбестовых фильтров, и оно выходит, практически моментально, совершенно светлым и без малейшего намека на осадки.
Пытаясь припомнить детали их пребывания на Мозеле, Палмер почему-то прежде всего вспомнил те самые асбестовые фильтры в земляном подвале Weingut. Наверное, потому, что именно они спровоцировали его единственную серьезную размолвку с Элеонорой за все два дня их романтического путешествия. В тот поздний вечер они медленно раздевались в своем номере отеля, смертельно усталые после целого вечера дегустации еды и различных напитков на узеньких, полных заезжих туристов улочках и рыночных площадях старой лубочной деревеньки.
— У меня никак не идут из головы эти чертовы асбестовые фильтры, — задумчиво протянул Палмер, ложась в постель.
— Интересно, почему?
— В США асбест считается материалом-убийцей, — объяснил он. — Его кристаллы бессмертны. Разрушить их не может никто и ничто. Они оседают в слизистой оболочке легких и навсегда остаются там, постоянно притягивая к себе радиоактивные вещества. Со временем в легких образуются крохотные «жемчужинки», рано или поздно ведущие к смерти. — Он прикрыл свои глаза, пытаясь представить себе этот страшный образ. — «Жемчужины смерти»!
— Почему ты не сказал об этом там, в Weingut? — требовательно спросила она тогда.
— Я не совсем уверен, что кристаллы асбеста так же смертельно опасны, если их пить, а не только вдыхать.
— Наверняка опасны! — Полуодетая Элеонора, сердито жестикулируя, зашагала по комнате. — Ведь в пищеварительном тракте поверхность слизистой оболочки намного больше, чем в легких. Господи, да весь желудок — это одна слизистая! А ты просто молчишь и не считаешь нужным сказать хоть слово?
— Но ведь он сказал, что сейчас все мозельские вина фильтруются именно таким образом.
— Вот именно! — чуть не выкрикнула она. — Ты должен немедленно сообщить об этом местным властям.
— Ты сошла с ума?
— Пожалуйста, подключи совесть и соверши по-настоящему ответственный, человеческий поступок, — сказала она, в упор глядя на него. — Я никогда не смогу уважать человека, который предпочитает трусливо отмолчаться в подобной ситуации.
— Слушай, боюсь, ты чего-то не понимаешь. — Палмер вскочил с постели и тоже начал расхаживать по комнате, но в противоположном направлении. — Через асбест вино фильтруют французы, американцы и многие другие. Ты хоть представляешь, какую реакцию это может вызвать?
— Не имеет значения. Ты должен известить об этом власти. Это твой гражданский долг.
— Неужели ты думаешь, здесь об этом не знают? В США ни для кого не секрет, что асбест — убийца. Слухи об этом наверняка давным-давно докатились и до этих мест, нисколько не сомневаюсь.
— Нет? — В ее голосе прозвучала горечь и боль. — Значит, весь секрет в том, что винодельные компании сознательно, намеренно помещают в свое вино эти проклятые «жемчужины смерти»!
Палмер искренне рассмеялся.
— Видимо, тебе удалось найти еще один заговор? Что ж, в таком случае поздравляю.
— А ты полон решимости молчать об этом! Ничего не видел, ничего не слышал! Скажи, что́ тебя заставляет прикрывать этот заговор? Ты соучастник? Или винные монополии тоже финансирует твой ЮБТК?
Он снова рухнул на постель, в полном отчаянии от невозможности объяснить ей, что никаких винных монополий просто нет в природе. Более того, не успеет первый винодел прекратить использование асбестовых фильтров, как на него дружно набросятся все конкуренты, и тогда ему не поздоровится, это уж точно… В ту ночь они впервые за все последнее время спали на противоположных сторонах широкой постели. Лед между ними растаял только ближе к рассвету, когда Палмер, проснувшись, обнаружил, что она спит, уже плотно прижавшись к нему.
Сейчас, лежа в номере своего отеля, Палмер еще раз убедился, что даже если они поссорились, лучше быть в постели вместе с ней, чем одному. Намного лучше! Для него это означало огромные перемены. С Эдис они всегда спали раздельно, а с Вирджинией, когда случалось время от времени спать в ее постели королевских размеров, почти никогда не оставались вместе до самого утра.
Мозельская долина, ниже по течению после Бернкастела — вспоминал потом Палмер, — изобиловала крутыми холмами, а река была уже менее извилистой. Время от времени до них доносился рев невидимых глазу реактивных истребителей. Невидимых, потому что летали они на очень большой высоте.
— Очевидно, это служит существенным источником раздражения, — сказал он отцу Элеоноры за тем званым обедом. — Наверное, трудно мирно выращивать виноград и одновременно слушать рев реактивных истребителей, ведущих тренировочные воздушные бои прямо у тебя над головой. Головная боль от всего этого, конечно, ничего хорошего, но моральный шок, должно быть, еще хуже.
